Павел Корнев - Экзорцист

Выудив из сумки холщовый мешок, в котором звякали какие-то железяки, я развязал тесьму и вывалил на пол четыре кованых кольца с приклепанными к ним штопорами. Измерив кожаным шнурком рост и длину рук одержимой, сделал необходимые разметки и начал ввинчивать кольца в потемневшие от времени доски пола. Так, еще ремни кожаные должны быть. Ага, вот и они.

– Вы собираетесь… – охнул стоявший у меня за спиной Марциус.

– Ну да, – хмыкнул я, жалея, что нельзя стянуть с себя кожаное одеяние и вытереть вспотевший лоб.

– Я должен при этом присутствовать!

– Валяйте, – махнул я рукой. – Только без меня.

– Но…

– Я не собираюсь потом еще и из вас бесов изгонять! Все ясно? – Закрепить кольца удалось без проблем, а тут и хозяин притащил заправленные маслом лампады. Проверив на прочность кожаные ремни, я велел уложить девушку на пол и опустился на колени. – Все, пошли прочь отсюда!

Дверь на засов, на окнах ставни. Пустую комнату освещает лишь оставленный корчмарем на подоконнике подсвечник. На полу симпатичная в общем-то девушка в одной ночной рубахе. Знавал я немало людей, еще бы и приплативших, чтобы оказаться на моем месте. Дела!..

Перво-наперво я принялся перерисовывать на пол, стены, двери и оконную раму непонятные символы из соответствующей главы «Бесноватости…». Потом, вытащив из сумки две размеченные мелкими-мелкими зарубками дубовые линейки, длинный шнур с завязанными через равные промежутки узелками и странный прибор, предназначенный для вычисления углов, принялся измерять стены и высоту потолка. Казалось бы, чего проще – зажги тринадцать лампад, уже светло станет, но нет, разместить их нужно таким хитрым способом, чтобы теней в комнате не осталось вовсе. « Бесноватость, как она есть», раздел « Младшие бесы», глава «Глаза дьявола».

И вот с этими расчетами пришлось повозиться. Невольно я поблагодарил учителей школы при столичном монастыре Всех Святых, нудными убеждениями и розгами сумевших таки вбить в меня основы арифметики и прочих премудрых наук, от которых пропадавшему на улицах парнишке вроде бы не предвиделось никакой пользы. Честно говоря, первое время так оно и было. Но вот когда пришлось работать на серьезных людей – тогда якобы позабытые знания и пригодились. Мои давешние наниматели мало ценили головорезов, карманников или наводчиков, а вот специалистам более широкого профиля готовы были платить и платить хорошо.

Неожиданно осознав, что все больше и больше погружаюсь в прошлое, припоминая старых друзей и врагов, успехи и неудачи, и постепенно теряю связь с окружающей действительностью, я выругался и постарался выкинуть из головы посторонние мысли. И получаса с бесноватой не провел, а уже соображаю с трудом.

Когда с расчетами было покончено – пять лампад стояли на полу, одна на подоконнике, остальные пришлось развешать по стенам, применив обнаруженные в сумке нехитрые приспособления, – я занялся пентаклем. Лучи пятиконечной звезды, в навершиях которых и стояли лампады, оказались неровными, и вписать их в круг оказалось делом нелегким. Честно говоря, круг больше смахивал очертаниями на пятно, оставшееся после выплеснутых на дорогу помоев.

Отложив порядком стертый кусок известняка, я выдернул пробку из небольшого пузатого бутыля и заставил бесноватую сделать несколько глотков полынной настойки. Девушку едва не выгнуло дугой, она попыталась выплюнуть горькую жидкость, но не тут-то было – настойку ей пришлось выпить до последней капли.

– Где я? – откашлявшись, прошептала девушка. – И почему здесь темно?

– Что ты помнишь? – разжигая лампады, поинтересовался я. Бесам полынь не по вкусу. Вполне возможно, что хватит и одной настойки, вот только, наверное, улучшение временное. Ладно, что там с тенями? Вроде везде светло, даже по углам не прячутся – потому и мебель заставил вынести.

– Зеркала… – ответила наконец долгое время молчавшая одержимая.

– И что в зеркалах? – Зубами вытащив пробку из флакона с маслом, я начал по три-четыре капли добавлять его в лампады. Масло, само собой, было непростое – несколько мгновений плясавшее на фитилях пламя трещало и стреляло длинными искрами, а потом наливалось таким сиянием, что делалось больно глазам. Если все рассчитал правильно – теням в комнату дорога закрыта.

– В зеркалах коридор свечей, – на этот раз без заминки ответила бесноватая. – И человек. Он приближается. Он что-то говорит. Глаза! У него черные глаза! Совсем черные! Будто в них сама тьма! Нет!..