Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт

Нестройный хор голосов ей подпевал. Ирми смотрел на всё это, ни слова не понимая, но приветливо улыбался всем подряд, невпопад повторяя своё: «Thanks!». Дарья взяв какой-то резкий аккорд, отбросила гитару и воскликнула по-английски: «Вот так мы встречаем дорогих гостей, даже если они немного обижают нас слишком долгим отсутствием!» — она снова игриво надула губки, не обращая внимания на злые искорки, вспыхнувшие в узких монгольских глазках Вована. Максим подмигнул другу, незаметно сжав ему руку, и вдруг заметил: «Мой друг по-русски не понимает: я не успел его обучить. Мы с ним общаемся на английском и иврите». — «Ну, конечно, он же из Америки! Без балды-ы! — вдруг заголосила Дарья: — Максим, ты вырос в моих глазах: у тебя такой друг! Эх, жаль, некому перевести мою частушку на английский!» — и она игриво улыбнулась симпатичному «американцу». Откровенно демонстрируя, что Ирми ей понравился, она громогласно потребовала от своей компании: в присутствии гостя дорогого говорить только по-английски. Максим обронил, что можно и на иврите, поскольку они всё-таки в Арцене живут. Да и им всем нелишне попрактиковаться в языке, тем более предстоит экзамен. Вован отмахнулся: «Хотя бы в этот день, в минутки нашего веселья и отдохновения дай нам пожить жизнью передовых стран и народов!» — «А кстати, Даша, где это ты так прекрасно освоила английский? Ведь даже акцент у тебя почти не ощущается!» — «А вот так нас учат в столичных универах!» — «Ты универ кончала? На Воробьёвых горах?» — «Да! А что? А ты что кончал? Небось, какой-нибудь задрипаный колледж в вашей северной… ах!.. столице…» — насмешливо пропела Дарья. Максим не ответил, решив не вступать с нею в перепалку, но и с друга глаз не спускал.

Ощущая внимание к своей особе, Ирми постепенно оживился и сначала робко, а потом, осмелев, начал общение с компанией, настроенной к нему с насмешливым, но и доброжелательным любопытством. Выслушав пение Дарьи, он вежливо попросил у неё гитару и пропел низким баритоном одну за другой несколько любимых спиричуэлз, подыгрывая себе на гитаре и отлично обходясь парой-тройкой аккордов. Максим, глядя на улыбающегося друга, тоже немного оттаял. Поэтому он пропустил мимо ушей довольно громкий разговор за своей спиной, ведущийся явно пьяными голосами: «А это случайно не хасидская музыка, которую, нам сказали, называют воем фанатиков?» — «Да не, вроде чтой-то американское, или негритянское… Хотя от энтих пейсатых всего можно ждать. Возьмут и под видом американской дадут… как-его… звуковой наркотик…» — «Ага… Что с того, что американец! Вишь, как прикинут — совсем как те фанатики! Дашка напрасно от него балдеет и сюда его завлекает… Мало ей этого придурка-шмакодявки!.. Я бы обоих гнал отседова в три шеи!..» Ирми вернул Дарье гитару, и тогда Максим прошептал ему на ухо, что пора двигать к дому. Ирми нехотя кивнул, и они распрощались с весёлой компанией.

По дороге домой Максим долго допытывался, почему до сих пор он не знал, что Ирми немного владеет гитарой. Тот, наконец, сознался, что Рувик Дорон ему недавно показал пару самых употребительных и эффектных аккордов. «Я на фоно в детстве немного учился, а вот теперь — спасибо Рувику! — и я могу быть душой любой компании!» — гордо ухмыльнулся возбуждённый новым знакомством Ирми. Но главное — тем, что на Дарью он, кажется, произвёл сильное впечатление. Тут же выяснилось, что слегка пьяненькая Дарья произвела на Ирми ещё более сильное впечатление.

Высокая, идеально сложенная (почти Рубенсовский стандарт!), пышные волосы цвета топлёного молока, с искусной небрежностью рассыпанные по шикарным плечам, большие выразительные серо-стальные глаза, которыми она пожирала смущённого парня. Её непритязательное пение потрясло его и смутило, он готов был слушать её снова и снова. Парадоксальным образом её голос напомнил ему низковатый голос юной Ренаны Дорон. Это почему-то вызывало чувство жгучей и щемящей грусти напополам с неловкостью и виной.

В следующий раз, когда Ирми, закончив уборку, появился в гостиной, она сразу же перешла на английский. Потом схватила в руки гитару и завела частушку, которой встретила его в прошлый раз. Как Максим ни уверял друга, что смысл этой частушки на русском неприличен, Ирми ни за что не хотел верить — ведь частушка оказалась построенной на практически непереводимых выражениях. Ирми выучил понравившееся ему слово частушка и несколько раз, под громкий хохот всей компании, просил Дарью спеть ему chestooshkou.