Сергей Булыга: Псоглавые

Оставшись наедине, они долго молчали. Ушастый ждал, а желтобородый рассматривал выставленные на полках товары. Потом сказал:

– Не вижу!

Ушастый молчал. Тогда желтобородый развязал пояс и высыпал на стол всё, что там было – четыре десятка золотых монет и две пригоршни поддельного бисера. Ушастый сказал:

– Они убьют тебя!

Желтобородый пожал плечами и стал складывать монеты обратно в пояс. Ушастый остановил его и прошептал:

– Они убьют меня!

Тогда желтобородый презрительно посмотрел на ушастого; тот только шумно вздохнул и протянул руку. Желтобородый подал ему переметную суму, и хозяин скрылся за перегородкой.

То было ночью. А на рассвете, когда весь город еще спал, желтобородый торопливо вскочил на осла и, нещадно погоняя его пятками, вновь отправился в путь. Ни единой монеты не было у него в поясе, да и переметная сума была почти что пуста. Желтобородый спешил. Он ехал тучными, однако невозделанными, пустынными землями. Ни человека, ни зверя, ни птицы не встретил он на своем пути. А все оттого, что к полудню он вышел к реке, на противоположном берегу которой начиналась страна псоглавых людей.

Крадучись среди зарослей ядовитой колючки, желтобородый спустился к самой воде, прислушался…

И вновь, уже который раз за день, услышал отдаленный вой, переходящий в лай, и снова вой, однако не надрывный, как там, на площади, а победный и угрожающий. И вой этот был настолько ужасен, что еще поутру желтобородому пришлось-таки спешиться. Охваченный неудержимым страхом, осел его остановился и никакие понукания не заставили его сдвинуться с места. Тогда желтобородый бросил осла посреди дороги и пошел пешком, неся за спиной переметную суму…

А вот теперь он лежал у самой воды и напряженно всматривался в противоположный берег. Там, на потрескавшейся от зноя земле рос чахлый собачий клевер, и больше ничего там не было. И никого. Желтобородый лежал и не двигался. Солнце палило нещадно, от реки подымались дурманные испарения, по спине лазутчика то и дело пробегали ящерицы…

Желтобородый ждал.

И дождался – ближе к вечеру он поначалу заслышал приглушенный топот, потом увидел всадника. Всадник ехал противоположным берегом реки. Река была неширокая – каких-то триста локтей, не более – и поэтому желтобородый хорошо рассмотрел незнакомца. Рослый, широкоплечий воин в яркой набедренной повязке, серая лоснящаяся кожа, короткий меч у пояса… и песья голова!

Остановившись напротив желтобородого, псоглавый встал на стременах, принюхался… глаза его скользнули по варварскому берегу…

И желтобородый довольно улыбнулся – купец не обманул его; похож! Да и сок лунной ягоды действительно отшибает им нюх…

А псоглавый тем временем сошел с лошади, припал к воде, напился… Пил он не так, как люди – псоглавый громко лакал воду длинным багровым языком… Затем он ловко вскочил в седло, еще раз оглянулся на варварский берег и уехал, держась у самой реки и то и дело ловя ноздрями воздух. Глядя ему вслед, желтобородый с удовлетворением отметил, что Великий Герцог будет доволен – десяток-другой подобных чудовищ составит прекрасную охотничью свору, которой будет вполне по силам затравить не то что пещерного медведя, но даже и огнедышащего Оргой-Тулая.

Убедившись, что псоглавый уехал, желтобородый осторожно повернулся на бок, развязал переметную суму и вытащил оттуда маску – ту, за которую он отдал все, что было при нем. Густо смазанная собачьим жиром, маска легко наделась на голову. Осторожным движением пальцев желтобородый расправил складки на затылке, наклонился к воде и посмотрел на свое отражение…

Да, продавец амулетов оказался мастером своего дела – из реки на желтобородого смотрел псоглавый. Довольный своим теперешним обличьем, желтобородый лег на спину и стал ждать ночи. А чтобы время шло быстрее, он закрыл глаза и постарался уснуть.

Во сне ему привиделись псоглавые. Несметные полчища этих ужасных чудовищ мчались по варварской стране. Сверкали мечи и падали поверженные варвары, рушились пробитые таранами стены, кричали перепуганные женщины, однако крик этот стократ перекрывался победным воем несокрушимой псоглавой орды. Пересыхали колодцы, в грязь разбивались дороги, затаптывались посевы и даже целые города. Бежали, спасаясь кто куда, проклятые варвары. А над землей, вперемешку с пылью, стлался хриплый торжествующий лай…

Желтобородый проснулся и посмотрел на небо. Темнело. Тогда он поднялся, сел поудобнее и, неотрывно глядя на ленивое течение реки, стал вспоминать броды, тайные тропы, колодцы, высоту крепостных валов и число защитников, а также многое другое из того, что могло пригодиться ему уже в самое ближайшее время. Иногда он сбивался с нужного течения мыслей, и тогда ему вспоминались те долгие ночи, когда, допрашивая пленных варваров, он кропотливо, слово за словом, одолевал их дикое наречие, перенимал их нравы, подмечал повадки и привычки. Вспоминались ему и сырые затхлые хранилища, в которых он просматривал старинные рукописи, по крупицам собирая в единое целое разбросанные в них разрозненные сведения о дальних странах. Там, за рукописями, он и представить себе не мог, какой огромный и разнообразный мир откроется ему за городскими воротами. Но во всех этих сказочных странах ему, отпрыску знатного рода, владельцу богатейших поместий, пришлось годами носить постылое обличье полунищего купца и голодать, сносить обиды, унижения…