Наталия Мазова: Золотая Герань

В ночь на первое сентября Мара внезапно проснулась – сиделки в комнате не было, отлучилась куда-то. Превозмогая слабость, она впервые без посторонней помощи встала с кровати и сделала два шага к окну. Крупные звезды конца лета глядели ей в глаза, тревожно мигая….

„В небе звездные россыпи….“ – вспомнилось ей внезапно.

Все время после разлуки с Лазором пыталась она вспомнить эту его песню, но безуспешно. А сейчас слова вдруг сами пришли на ум – и вместе с ними вся колдовская сладость того вечера накануне Рождества….

Мара уже не замечала, что шепчет вслух эти слова, как молитву, бездумно глядя в глаза ночи.

– Пусть все в жизни нарушится, и умолкнет душа – отлучи, отлучи от минувшего, чтобы боль навсегда отошла!!! – это она почти выкрикнула, словно в лицо богу, в которого никогда толком не знала, верит или нет….

В следующий миг звезды перед ее глазами погасли. Погас весь мир.

….Ее нашли утром в глубоком обмороке на полу возле кровати. „Ну разве можно быть такой безрассудной, у вас же были досрочные роды, вы еще так слабы, придется нам еще недельку подержать вас у себя….“ Она не спорила. Действительно, глупая неосторожность, каприз….

После этого эпизода она снова стала той Марой, какой была до поездки в Плескаву: спокойной, серьезной, положительной.

Словно и не было ничего. Все ее родственники и знакомые вздохнули с облегчением: значит, действительно в ее заскоках была виновата лишь беременность.

О Лазоре она старалась вспоминать пореже – было и прошло, обычная выездная связь, а что забеременела – так не его вина и не моя. И „Двадцать семь признаков боли“ вместе с фотографией отправились в дальний ящик письменного стола. Будем трезвы – вечная любовь бывает только в сериалах, а в жизни главное – выйти замуж подобающим образом.

Вскоре и случай представился – лучший аспирант отца Леопольд Ковенски начал за ней ухаживать. Солидный молодой человек, подающий большие надежды, да и генетические показатели прекрасные – два с половиной, то есть три в случае удачной партнерши. Даже Линда в качестве приданого Мары не пугала его – денег хватит, и ее вырастим….

Вот только лепка скул у девочки была совсем не материнская, а прямые и жесткие волосы, на которых не держались ни банты, ни заколки, имели явственный золотой оттенок. Кто-то из гостей сказал однажды – медовый, Мару отчего-то передернуло.

А еще…. мелочь, конечно, но Линда обожала играть с крапивой.

Сорвет листок и теребит в пальцах, а то и в рот засунет – как только не обожжется!

Генна после той поездки неожиданно выгнала вон всех своих многочисленных ухажеров и целиком ушла в живопись и в работу в объединении „Летта“ – тарелки ее росписи мгновенно расхватывали в магазинах народных промыслов.

Не выйдя замуж до двадцати восьми лет, она по закону была подвергнута искуственному осеменению, от второго же ребенка отказалась в пользу какого-нибудь спорного случая. Родился сын, и восполняя упущенное Марой, она дала ему имя Лодор.

Если же учесть, что фамилия ее была Трайгирн…. то становится ясно, что в студенческих волнениях в Мено рука Лорда Огня, называемого также Еретиком и Несогласным, прослеживается вполне отчетливо.

КОНЕЦ

12-19.04, 4.07.97

Все песни, исполняемые Лордом Огня (кроме „Молитвы Шопена“ – „В небе звездные россыпи….“), принадлежат Сергею Бережному и использованы в тексте с его любезного разрешения. Что же до „Двадцати семи признаков боли“, то об авторе этих стихов я знаю только то, что это женщина чуть старше меня, предположительно живущая в Москве или ее окрестностях.