Кирилл Кудряшов - Ветер

Первым, что поразило меня был отвратительный гнилостный запах, царивший в этом доме. Света не было нигде (слава богу, некоторые из нас прихватили с собой карманные фонарики) — ни в одной комнате не было даже элементарной электрической лампочки (тут я сообразил, что на подходах к дому не заметил нигде проведенных к нему проводов). Везде царил полнейший бардак — стулья и допотопные кресла с рваной обивкой валялись перевернутыми на полу, штукатурка потрескалась, а потолок почернел от копоти. тут же нашлись и доказательства причастности Стасова к убийствам — меня чуть не стошнило, когда я наступил на полуразложившуюся руку… То там, то здесь валялись гниющие конечности, а со шкафа в коридоре на меня смотрела чья-то голова! Позже, уже после смерти этого чудовища, мы наведались в его сарай — там он держал человеческие внутренности, видимо для своих собак. они были попросту свалены в одну большую кучу: кишки, сердца, желудки…

Он смеялся, видя наше смятение и страх. Смеялся, когда мы находили части тел любимых или друзей. В одной из комнат вздернутая под потолок висела Катя, уже начинавшая превращаться в скелет, в другой стены были оклеены человеческой кожей. Мне становится дурно при мысли о том, что этот маньяк делал здесь со своими жертвами…

Суд был короток, а мнение единогласным. Виновен! Приговор — смерть! Привести в исполнение немедленно! Мы связали мерзавца по рукам и ногам, заткнули рот кляпом, чтобы не слышать его отвратительного хохота и, подобрав по пути Толю с Иваном и Колей, потащили старика в лесную чащу, подальше от людских глаз, чтобы никто не мог увидеть пламя огромного костра!

Язычок пламени перекинулся с бересты на сучья, которыми был обложен до груди старик, крепко привязанный к огромной сосне. Огонь набирает силу, и вот на Стасове уже тлеет одежда, а мы смотрели, словно зачарованные на то, как на наших глазах убийца наших детей превращался в пепел. Он не кричал, не смотря на то, что я вынул у него кляп изо рта, не пытался освободиться, словно покорившись неизбежному. Должно быть, он все же был колдуном, и знал, что произойдет в дальнейшем. Вот загорелись его волосы, пламя перекинулось на лицо, а он все также неподвижно стоял, лишь переводя взгляд с одного из нас на другого, и за секунду до того, как от жара костра вытекли его глаза, взгляд чудовища остановился на мне, а пылающие губы что-то прошептали…

Он сгорел полностью — в прах превратились даже кости, избавив нас от необходимости заметать следы нашей расправы над этим монстром. Да, именно монстра — он был именно таким! А как еще назвать человека, десятками, а может быть и сотнями потрошившего людей, да еще и отдавая предпочтение детям. Да, Стасов был монстром, и он заслужил эту ужасную смерть!

Его псы куда-то исчезли еще когда мы выходили из дома, неся связанное тело на плечах, так что обратно мы возвращались с опаской — вдруг эти свирепые твари решат отомстить за хозяина? Но нет, они скрылись в темноте, и, похоже, навсегда, так что по домам мы разошлись без приключений, опять таки, так и не встретив по пути ни одного стража порядка. Я принял холодный душ, и выключив свет еще долго лежал в постели, слушая, как бьется в окна неожиданно разошедшийся ветер, представляя, как порывы ветра разносят по лесу прах убийцы моего сына…

Убийства прекратились. Милицейские части разъехались. Жизнь в Д*** потихоньку входила в свое нормальное русло. Так продолжалось до рождества… 7 января 99-го Кравцов полез на крышу своего дома поправить антенну, и внезапный порыв ветра сбросил его вниз. Это был просто шквальный удар, поднявший с улиц села огромное количество снега и на бешеной скорости умчавший его к реке — красивое было зрелище, надо сказать, вот только Толе было уже не до того, чтобы любоваться им. Он упал точно на голову, свернув ее на бок, и умер на месте. «Несчастный случай» — сказали все. «Несчастный случай» — сказал я.

Через неделю на Д*** налетела страшная пурга, как раз в ту ночь, когда Ваня Кошин ушел на охоту. Его тело нашли лишь по весне… И снова все сказали: «Несчастный случай»… Все, кроме меня. Я больше не мог спасть — каждую ночь ветер бился в мое окно, и шептал, шептал, шептал… Шептал о том, что мы все заплатим за то, что осмелились играть с тем, кто сильнее нас, о том, что он вечен и несокрушим, о том, что мы все умрем, ну а я умру последним, став свидетелем казни своих друзей. Каждую ночь повторялся этот кошмар, и я, чтобы избавиться от него, начал пить, через несколько месяцев заработав себе титул первого пропойцы на селе.