Э. Мистов - Выбрать быль

Шино подтвердит все, что я скажу, а если позвать Тооку, то она может и записи предоставить, наверное.

— Хм-м, — потер он подбородок, пригладил усики, и продолжил, — вы не подумайте, Осино-сан, я не копаю под вас или под ваших знакомых. Мне, как бы сказать, просто интересно. Открою вам маленькую тайну. Дело уже закрыли! Недавно поймали одного из подчиненных некого Юйти Теру, да нашли у него на квартире окровавленный нож. Офицерский наградной клинок. Украл где-то, мерзавец, ну его по этому делу и провели. Ждет суда.

— И вы ради интереса тратите мое время? — вежливо приподнял я бровь.

— Не совсем. Я, все же, полицейский. И это, как вы знаете, накладывает определенные обязательства перед обществом. Я просто хочу узнать, не представляет ли угрозы тот, кто столь удачно избежал наказания.

Полицейский твердо, как может смотреть только человек принципов, посмотрел на меня, ища ответа в малейшей мимике. Не на того, товарищ, напал ты.

— Уверен, — я перевел взгляд на крышу машины, — боги спросят с него по заслугам.

Инспектор, похоже, понял по-своему. Он удовлетворенно кивнул, потянул из пачки сигарету, искоса посмотрел на меня, и запихнул ее обратно.

— Уверен, что так и будет. Не смею вас более задерживать, Осино-сан. Но вынужден предупредить, что на прошлой неделе поступило заявление о пропаже еще одного человека, будьте осторожны.

Занятно. Другой полицейский несколько дней назад говорил почти то же самое. И маленькая шиноби тут явно не причем. Следует быть осторожней. Кивнув, я открыл дверь, впустив в пропахшую табачным дымом и лапшой быстрого приготовления машину холодный воздух.

— Я знал ваших родителей, Осино-сан, — неожиданно добавил коп, — они были достойными людьми. Если у вас появится какая-нибудь информация, позвоните.

Я взял протянутую визитку, долгих тридцать секунд внимательно всматривался в нее, как того требуют традиции вежливости, кивнул и вышел.

Занятно. Этот коп знал родителей, значит он может обладать некоей информацией нужной мне. Очень нужной. Ведь я так и не отомстил за их смерть. Пусть они лично мне и чужие люди и не знал я их вовсе, но, они не чужие для этого дома, не чужие для маленькой сестренки, к коей я все же проникся симпатией как к родной, не чужие и для многих других людей, как и для личности, запершейся где-то глубоко внутри. И пусть я не верю в воздаяния где-то там, в иных планах реальности, но я твердо убежден, что за проступки стоит отвечать именно здесь, в этом мире. И их жизни требовали взять жизнь того, кто забрал их.

Шино встретила меня у самых дверей, все еще не переодевшись в домашнее, она крепко сжимала чехол с мечом.

— Господин, что человек сей хотел от вас? — сверкнули беспокойством ее глаза.

Да уж, видеть, как человек которого ты поклялся защищать садится в неизвестную машину, подозрительно стоящую у дома уже который час, не то зрелище, которое может добавить душевного равновесия. Хорошо хоть, что следуя моему приказу или доводам разума, она не бросилась меня спасть с оружием наперевес.

— Тобой интересовался, говорит, что очарован твоей красотой и спрашивает, не хочу ли я выдать тебя замуж.

Что-то меня тянет сегодня острить невпопад. Похоже, сказывается стресс. Пробежаться что ли вокруг квартала кругов десять, для успокоения нервов. Или сходить, следуя заветам мудрецов, поискать спокойствия в вине, благо знаю один ресторанчик поблизости, как раз на том и специализирующийся. Даже название у него говорящее — "Истина в саке".

Шино побледнела от ярости. Шино покраснела от гнева. Шино потянула из ножен меч. Я едва успел перехватить ее за руку, когда она уже почти кинулась к отъезжающей машине.

— Господин, — запалено дыша, произнесла она, негодующе взымая грудь, — его манерам хорошим следует поучить! Лишь вам верна я! Лишь с вами судьба моя! Лишь вам…

— Успокойся, дитя мое, — я осторожно отобрал у нее ножны, преодолев легкое сопротивление заставил вложить в них клинок, развернул, крепко удерживая за плечи, и почти втащил, упирающуюся и рвущуюся разобраться девушку домой, — я сказал, что ты моя собственность.

— Истинно так, господин! — девушка склонилась, ухватив мою руку и прижав ее к своему лбу.

— Ладно, — почувствовав себя несколько неуютно, из-за того, что издеваюсь над этой чистой душой, я скинул ботинки, забросил портфель в угол, и потопал наверх, — завтра прибудет новый жилец. Не пугай ее. И если что случиться — растолкай. Я спать.

Как же я устал. Добрые дела, оказывается, очень утомительны.