Виталий Сертаков - Кузнец из преисподней

Но к Военному Совету стекалась и иная информация. Благодаря введению драконовских мер, выловили на железной дороге больше трехсот лазутчиков и разного рода шпионов. Расстреляли на месте и уничтожили иными способами две дюжины крупных и мелких банд. По обвинениям в мздоимстве и кумовстве отстранили от работы тысячу с лишним мелких и средних клерков. За решетку угодили почти четыре тысячи человек.

И все это за какие-то два-три дня…

Но самой крутой мерой стала отмена разрешения на ношение оружия. Собственно, такого разрешения никто гражданам и не давал. Но уже больше века, после страшных дней Большой смерти, никто оружие не контролировал и запрещать не пытался. Правда, прежний президент Иван издавал закон о виселице для всякого, кто в Москве обнажит клинок или выстрелит даже в воздух. Но времена те прошли, да никто особо закон и не соблюдал.

– По самым скромным прикидкам, у населения на руках до трех миллионов нарезных стволов, – доложил на Совете главный полицмейстер. – Из них триста тысяч, а то и четыреста, – это автоматы и пулеметы. От всеобщей пальбы спасает отсутствие патронов. Все четыре завода мы плотно держим под контролем и преследуем контрабанду.

– Где гарантия, что патроны не начнут делать в частных артелях? – поинтересовался министр горной промышленности. – При всех мерах безопасности, мои парни не смогут контролировать вывоз селитры и прочих составляющих. Воровство повсеместное.

– Подпольные артели и так работают, – повинился полицмейстер. – Только после их «работы» патроны в стволах взрываются. На том и ловим мастеров.

– Зато гранаты и бомбы умельцы делают повсеместно, – пожаловался начальник почтовой связи. – Господин вице-президент, я подавал вам докладную. За один лишь месяц в почтовые фургоны кидали бомбы шесть раз.

– Допустим, мы найдем способ запретить огнестрельное оружие. Но ножи и кинжалы носят почти все, – пожала плечами министр здоровья. – Во время всей последней войны на юге мы потеряли меньше людей, чем в пьяной поножовщине! И ничего вы с этим не сделаете. В южных губерниях кинжалы носят мальчишки с десяти лет. Эти обычаи установлены их прадедами.

– Да что далеко ходить! – поддержал главного медика страны начальник пограничной стражи. – Они не только к ножам, они к лукам и арбалетам с пеленок приучены. А как нам с арбалетами быть? Тоже приравняем их к огнестрельному? Вроде игрушки, да только желтые дикари с одними луками до сих пор обозы грабят. Со ста шагов в глаз попадают…

– Мы поступим так, как советовал мне президент, – подвел итоги старший Рубенс. – Мы не станем издавать указ о повсеместной сдаче оружия. Начнем по губерниям, по волостям, потихоньку. Вначале поставим вне закона пулеметы и автоматы. Только в Петербурге. И будем платить не только за сданный ствол, но и за доносы. А когда принесут стволы, возьмемся за луки. За клинки – в последнюю очередь…

К полуночи первый указ о ношении оружия был готов. Ничего не изымалось, но свободное ношение отныне разрешалось только сотрудникам силовых структур. В семь утра приказ Военного Совета огласили по городу, а в девять в подготовленные участки стали пачками свозить первых арестованных. К часу дня жители столицы поняли, что власть не отступится. Не желая угодить за решетку, бывшие вояки разоружились, попрятали обрезы и револьверы по домам. Многие чувствовали себя крайне неуютно, привыкнув всю жизнь махать пушкой…

Военный Совет заседал почти беспрерывно. Поскольку Рубенсу-старшему приходилось исполнять еще и обязанности губернатора, спать ему не давали десятки комитетов, совещаний и встреч получастного характера. То требовалось срочно определить порядок заселения особняков на Карповке. То в полном составе отказался заседать городской суд. Судьи гордо сложили с себя мантии вместе с полномочиями, потому что им второй месяц не платили жалованье. Рубенс распекал финансистов, умолял судейских вернуться на место. Стоило успокоить судей, как косяком поперли делегации от обиженных осужденных. За два дня суды столицы вынесли сто семнадцать обвинительных приговоров чиновникам разных уровней, преимущественно за казнокрадство и использование положения в личных целях. Чиновник, утаивший сто метров шерстяной ткани или пару бочонков спирта, получал пятнадцать лет по законам военного времени. Рыдающие жены и матери валялись в ногах и ночевали на пороге особняка вице-президента. Однако Рубенса ничто не могло поколебать. Законы мирного времени не действовали.