Светлана Середа - Эртан-2 (версия с СИ)

Лицо парня недоуменно вытянулось.

— Юля?

Произнесенное имя потянуло за собой вереницу ассоциаций. Юля — это я. Дубровская Юлия Эдуардовна. Мой отец — Эдуард Гордиенко, широко известный в узких кругах нейрофизиолог. Он взял себе мамину фамилию. Мама… в памяти вспыхнула картинка: мама — такая красивая, такая яркая, такая родная. Я бегу к ней, она подхватывает меня на руки, и мы кружимся, кружимся — взлетает ослепительный вихрь ее волос — и хохочем, как сумасшедшие.

"El'thanika", — говорит мама, прижимая меня к себе. "Моя снежинка."

Она всегда говорит со мной на этом странном языке, но я ее понимаю.

— Юля? — мужчина склонился еще ниже, с беспокойством вглядываясь в мое лицо. — Что ты помнишь?

— Я помню маму, — сказала я. — Она умерла, когда я была маленькой.

— Ты говорила, что мать умерла во время родов. Ты не можешь ее помнить, — Данил выпрямился, бросил тревожный взгляд куда-то в сторону.

Он прав, с болью осознала я. Эти яркие, полные жизни картинки — всего лишь детские сны… или — больше, чем сны?

К Данилу подошел мужчина. Его лицо показалось мне странно чуждым и знакомым одновременно.

— Юлия, как вы себя чувствуете?

— Нормально. Только слабость.

— Голова болит?

— Нет.

— Вы меня помните?

Я медленно покачала головой.

— Архимагистр, вы уверены, что она в порядке? — в голосе парня послышались панические нотки. — Можете посмотреть еще раз?

— Это просто психологический шок. Пройдет. Не волнуйтесь, Дан, она придет в себя, нужно только время.

И снова имя запустило волну ассоциаций.

Вспомнилось, как я позорно рыдала у Дана на плече, рассказывая о смерти Вереска.

Как я в запале сказала, что он из кожи вон лезет, пытаясь быть похожим на Кристофа.

Как мне казалось, что я схожу с ума, пытаясь в первом встречном мужчине разглядеть черты убитого мной полуэльфа.

И все это время Дан не сделал даже попытки признаться.

Ррррр.

А еще почему-то вспомнила, как я, сгорая от стыда, летела из палаты, в которой только что очнувшийся Дан застал малоприятную сцену в моем исполнении, и бормотала: "Гад. Сволочь. Сукин сын." Разве я была не права?

Я села. Вернее попыталась сесть. В пылу эмоций это даже удалось, но меня тут же повело в сторону. Дан стиснул мои плечи и вернул на подушку, не обращая внимания на слабое сопротивление.

— Юлька… Ты чего? — беспокойство в его голосе сменилось осторожной радостью: по моему изменившемуся лицу он понял, что я его окончательно вспомнила, но не знал, чего от меня можно ожидать.

Предусмотрительно с его стороны. Я и сама не знала, чего от себя ожидать.

— Ты врал мне прямо в глаза! — хотела выкрикнуть возмущенно-обвиняющее, но голос подвел — получилось укоризненно. — Как я теперь могу тебе верить?

Дану хватило ума добавить к радостной улыбке чуть-чуть раскаяния. Он полагал, что сейчас не время для разборок. Наверное, он был прав — я не в том состоянии, чтобы устраивать скандал. Но… последний вопрос — он был задан не ради скандала. Тот, кто однажды решился на ложь, — пусть даже ложь во благо — вполне способен повторить это снова.

— Насчет сына ты тоже соврал?

Улыбка Дана померкла.

— Нет, клянусь! — он обернулся к магистру Астэри, моля о помощи.

Я тоже.

— Магистр, у меня будет сын?!

Эльф улыбнулся обычной своей мягкой улыбкой.

— Я бы не взялся так точно определить пол будущего ребенка в конце второй недели после зачатия.

Я устало прикрыла глаза. Поздравляю, Дубровская. Узнать о своей беременности от отца ребенка — это вполне в твоем стиле.

Бедный малыш. Он еще не родился, а ему уже не повезло с генетикой.

— Мужчина, почему от тебя одни неприятности? — поинтересовалась я.

Мужчина рассмеялся до неприличия счастливо.

Паршивец.

Я открыла глаза и нахмурилась.

— Не надейся, что ты прощен. Я обязательно устрою скандал. Завтра. Или послезавтра.

Когда смогу хотя бы сидеть, не сваливаясь с кровати.

— Через неделю, не раньше, — непреклонно отрезал верховный маг. Он подошел к изголовью постели и положил руки на мои виски. Я уже поняла, к чему все идет, но возмущаться сил не осталось.

— Как пожелаешь, любимая, — покладисто согласился Дан. — Я готов принять даже смерть из твоих рук.

Липкая дремота уже охватила меня, и мысли начали путаться. На грани дремы и яви мне вдруг стало страшно: что, если это всего лишь сон? Что, если Дана нет и никогда не было, Вереск погиб в Долине, и сейчас я проснусь, чтобы убедиться в этом?… Я не глядя нащупала его ладонь. Ладонь была живая, теплая и настоящая.