Эйв Дэвидсон - Сын Неба. Странствия Марко Поло

— Марон! Давайте-ка поскорее выберемся из этого жуткого места, пробормотал Маффео, старательно уворачиваясь от капель, что падали с каменных сосулек.

— Ну, вы и впрямь великие волшебники, коль сумели целыми и невредимыми выйти из этой пещеры, — заметил Царь обезьян, сидя на узловатой сосне и не сводя своих красных глазок с только что появившихся из пещеры путников.

— Тебе уже не стоит дожидаться второго слова феи, — отозвался Марко, засовывая свой покрытый паутиной меч обратно за пояс.

— Ха! — рассмеялась обезьяна. — Госпожа бессмертна и бесконечно перерождается. Ее последней песни я еще не слышал… и вы, между прочим, тоже.

Потом маленький крылатый сфинкс устроился в переметной суме у Марко, и отряд торопливо поскакал прочь. Но еще долго слышали венецианцы эхо оглушительного обезьяньего хохота и хранили в памяти чарующую бессловесную песнь феи Облачного Танца.

Туманные указания «проклятого» свитка великого хана вели отряд на юг по ту сторону извилистых горных гребней на приграничных землях. Приблизительные карты кое-как направляли их по настоящему лабиринту проселков, которые то заворачивали на запад, в обход неприступной горной гряды, то на восток, мимо людного торгового города, ибо появление там отряда могло возбудить подозрения катайских горожан, которые обычно держались настороже в отношении иноземных (и чаще всего — особенно жадных) сборщиков налога для великого хана.

Много утомительных дней спустя бесплодные желтые пустыни северо-западного Катая сменились темной, изобильной почвой влажных речных долин. Путники ненадолго остановились, чтобы пополнить запасы продовольствия и дать отдых животным, у грубой перевозной пристани, расположившейся среди скалистых ущелий, где вили свои гнезда ласточки. Затем лодочники переправили отряд через мутную и широкую реку Янцзы, которая и обозначала границу Южного Катая.

Еще несколько дней отряд двигался дальше на юг, и путешественники подмечали поразительные перемены в окружавшем их пейзаже. Лежала здесь широкая зеленая долина, изобильно орошаемая целой сетью извилистых ручьев, что стекали с дальних величественных гор к дальней полноводной реке. В роскошный ковер долины и террас на окружавших ее холмах, чьи верхние склоны заросли плотными бамбуковыми чащами, вплетены были просторные рисовые поля. Попадались тут и деревушки с грубыми глинобитными хижинами, крытыми соломой, где простые крестьяне жили бок о бок со своими собратьями-буйволами, работая от зари до той поры, когда почва начинала припахивать ночью.

Здесь-то отряд и остановился — не столько от усталости, сколько от неуверенности в дальнейшем маршруте. Отдохновение и очищение в стремительном горном потоке оказалось воистину желанным. Люди напоили животных и напились досыта сами. Сняли поклажу, седла и упряжь (кроме недоуздков). А потом все долго-долго мылись и плескались.

Затем какие-то дикие животные — дикие козы, овцы… или, быть может, необычные антилопы? — которые явно привыкли ходить сюда на водопой, не возымели достаточно сообразительности, чтобы нарушить привычку. Мигом полетели острые стрелы, а прямо по воде, поднимая тучи брызг, побежали полуголые люди с ножами в зубах…

И вот — свежее мясо. Свежеподжаренное. Наконец-то — разнообразие.

Деревенские девушки, спустившиеся к речушке, чтобы набрать воды в глиняные кувшины, остановились похихикать и поглазеть на чужеземных странников. Позднее, уже в сумерки, они вернулись с яркими лентами и весенними полевыми цветами, вплетенными в длинные черные волосы, и с глиняными кувшинами, полными приправленного имбирем рисового вина, которое им хотелось обменять на соль. Их энергичная южная речь казалась не менее странной, чем жужжание ночных насекомых в прибрежном тростнике. Они остались полакомиться жареным мясом и пряным вином — и вскоре их смех сделался для усталых мужчин просто сладкой музыкой. Ибо язык веселых схваток в зарослях тростника един для всех.

Как славно было бы обосноваться в этом местечке! Но великий хан посылал их не затем, чтобы они где-то обосновывались.

При неверном свете костра Марко записал в свой путевой дневник: «Воистину земля Катая столь обширна и неисчерпаема, что диву даешься, как монголы — или любой другой народ, даже самый жестокий, — может покорить ее и удерживать».