Эйв Дэвидсон: Сын Неба. Странствия Марко Поло

— А где же сотня ученых священников, востребованная мной у римского первосвященника? — поинтересовался Хубилай. Лоб императора было нахмурился, но тут же прояснился. — Я вижу только этого подростка.

— Это мой сын Марко… он здесь, чтобы служить тебе, о повелитель, — с очередным земным поклоном ответствовал Никколо.

— Что ж, я ему рад, — с дружелюбной улыбкой заключил Хубилай.

Так Марко обрел благоволение в глазах великого хана и служил ему десять с лишним лет, — и, пока оба они взрослели и менялись, росла и крепла их дружба…

Поначалу Хубилай удостоил Марко поста сборщика солевого налога в богатой южной провинции Манзи, в людном портовом городе Ян-чжоу, где полноводная река Янцзы, несущая свои воды с запада на восток, встречается с текущим с юга на север Великим каналом. Позднее, обретя уверенность в преданности Марко и обнаружив у молодого венецианца поразительную способность многое подмечать и записывать увиденное, великий хан стал поручать ему особые и конфиденциальные миссии. Такие, как, например, эта…

Вот еще одна отравленная стрела пропела свою жуткую песнь над его головой — и Марко в ужасе пришпорил коня…

Впоследствии Марко никак не мог разобрать, был то голос или прозвучавшая в голове мысль.

«На север!» — так это прозвучало. А потом снова: «На север!» Возглас все вторился и вторился: «На север… на север… на север…»

— О святой Марк! — взмолился Марко. — О благословенный Сан-Марко, покровитель Венеции и мой тезка! Да где же тут север?

И где-то глубоко-глубоко у него в голове низкий, рокочущий бас ответил:

«Кости мои следовало оставить в Египте — земле, где я проповедовал».

— О святой Марк! О Сан-Марко, твои кости венецианцы забрали на север, чтобы предать погребению под высоким эмалевым алтарем твоей базилики! Так где же тут север?

От рокочущего голоса осталась рокочущая тишина — и вновь сменилась рокочущим голосом: «К тем холмам. Петру знакомы их рыбьи очертания. Туда, тезка. Там север».

Конечно! Татарин Петр, личный слуга Марко, как никто другой должен знать очертания холмов в этой земле — пусть и не в его родной Татарии, то по крайней мере на две тысячи лиг ближе к ней, чем к милой сердцу Венеции!

Отчаянно борясь с поводьями и своим лохматым конем, Марко вскоре увидел на горизонте холмы. Три холма, по форме смутно напоминавшие рыб. Венецианец радостно всхлипнул и пустил коня вперед.

— Конь! — кричал он. — Доставь нас туда живыми и невредимыми — и получишь весь мой запас кумыса! А я как-нибудь перебьюсь. На север! На север! На север!

«Этот проклятый свиток!» Вот как называл его дядя Маффео. Никколо и Марко не вполне соглашались. Хотя этот странный свиток-карта и впрямь какой-то… Даже неясно, что там за текст — проза или поэзия. Быть может, все это невероятно запутанная и загадочная криптограмма? Именно «проклятый свиток» (если это вообще был свиток) и завел их в такую даль — если слово «завел» здесь уместно. По мнению Никколо и Марко, только эта путаная карта могла безопасно провести их вперед или назад — или вообще к черту на рога.

— Великий хан зря ничего не делает, — заметил тогда Марко.

— Великий хан! — воскликнул в ответ Маффео и яростно дернул свою седую бороду. — Марон!

Хорошо хоть говорили они, как всегда, на итальянском. А то наверняка хотя бы один из пестрой массы монголов и татар, сарацин, катайцев и куманцев — и еще Бог знает кого — наверняка кто-то из них шпион. Да что там один! Один — шпион самого Хубилая. Еще один — его внука и наследника царевича Тимура, сына болезненного царевича Чингина. Наверняка еще по одному — от каждого из других оставшихся в живых сыновей. Сложно себе представить, чтобы кланы шаманов, евнухов, высших чиновников, знатных фамилий, дальних родственников осторожности ради не подкупили некоторых членов отряда, чтобы те любым способом отправляли каждой из этих враждующих клик краткие сообщения. Некоторое утешение, впрочем, приносила поговорка: тот, кого купили, долго купленным не останется. И все же…

Текст же на свитке с картой представлял собой любопытную смесь древнекатайской каллиграфии со странными и загадочными символами. Все это было начертано лучшими чернилами на превосходной бумаге из коры тутового дерева, подклеенной к чистейшему белому шелку составом на основе франкского ладана, который не только укреплял ее и овевал ароматом, но и защищал от плесени, а также моли и других вредителей.