— Не понял. Ты что, на церемонию не пойдешь?
— Придется, куда я денусь… — сокрушенно вздохнул Бальтазар, извлекая из сейфа увесистый фолиант. — Только я боюсь, что вечером Сигизмунду будет не до того. Герои, студенты, почетные гости, банкет, то да се… А он просил меня привезти ему эту книгу из Нюрнберга, я и привез — а передать все время забываю.
— Ты же неделю назад приехал! — возмутился Феликс.
— Да не до того мне было, — виновато сказал Бальтазар. — Сначала вещи разбирал, потом отсыпался с дороги, отъедался опять-таки, потому что нету на свете кухни хуже тибетской… А потом детишки наведались, надо было встретить, а встречу — отметить. Сам понимаешь…
— Я-то понимаю. Разгильдяем ты был, им и остался. А вот поймет ли это Сигизмунд?
— А ему не к спеху. Просто неудобно получается, я ведь снова запамятовать могу… Будь другом, отнеси. Скажешь, сувенир из Нюрнберга. А я за тобой вечером заеду, идет? Часам к шести тебя устроит?
Феликс задумчиво потер подбородок, оценил возможность прокатиться в комфортабельной карете вместо тряской двуколки, и кивнул.
— Уговорил. Давай сюда свой сувенир.
Книга оказалась на удивление тяжелой…
От дома Бальтазара до Школы удобнее всего было добираться омнибусом пятого маршрута. Но из-за фестиваля бродячих актеров, начало которого было назначено ровно в полдень, множество полотняно-белых и лоскутно-пестрых фургонов, составляющих целые поезда, заполонило улицы Верхнего Города и образовало затор на Цепном мосту. Естественно, о регулярном хождении омнибусов речи уже не шло. Конные констебли попросту не справлялись с наплывом гужевого транспорта со всей Ойкумены. Самое интересное, что эта история повторялась из года в года с неизменным результатом: фестиваль всегда начинался под вечер, даже если бургомистр пытался перенести начало на ранее утро; предусмотрительные актеры заранее запасали факелы для освещения своих балаганов.
Феликс остановил извозчика и подсадил Агнешку в открытое ландо. Они пересекли реку по Троллиному мосту, сделав небольшой крюк, и подъехали к парадному крыльцу Школы.
В Школе царила предпраздничная суета. Огромная люстра была спущена на тросе на пол для замены свечей и удаления пыли с каждой хрустальной висюльки. Повсюду стояли ведра, стремянки, щетки и швабры.
Студенты, рекрутированные Сигизмундом в качестве разнорабочих, занимались уборкой: мыли окна, натирали мастикой паркет, выуживали клочья паутины из пасти Нидхегга, при помощи наждака счищали ржавчину с древних рыцарских доспехов, раскатывали по лестницам красные ковровые дорожки, наводили лоск на потускневшие дверные ручки и даже, хоть и без особого рвения, штопали проеденные молью дыры в гобеленах, не забывая при этом на все лады проклинать «старого педанта» Сигизмунда. Феликс завел внучку в трофейный зал, где троица старшекурсников выбивала вениками пыль из меха вервольфа, усадил на подоконник, наказав держаться подальше от этих обалдуев, поднимающих в воздух целые вихри мельчайших пылинок, золотистых в солнечном свете, потом пригрозил обалдуям страшными карами, если хоть одна пылинка коснется леди Агнесс, и отправился на поиски Сигизмунда.
«Старый педант» оказался столь же вездесущим, сколь и неуловимым. Его видели все и видели не позднее, чем пару минут назад. Он ухитрялся «буквально только что» побывать в разных концах Школы и перекинуться словечком с каждым, к кому обращался Феликс. Идя по горячим следам, Феликс обошел оба крыла Школы и даже спустился в подвал, где в мастерских несчастливые старшекурсники, волею жребия отобранные для почетной, но занудной миссии встречи гостей, оттачивали на станках лезвия церемониальных алебард. Необходимости в этом не было никакой, но, твердо усвоив главный постулат Бальтазара — «тупой клинок есть признак тупости его владельца», студенты прилежно доводили хрупкую орнаментированную сталь до бритвенной остроты, втайне лелея надежду, что во время прибытия гостей с неба обрушится дракон или, на худой конец, какой-нибудь виверн, и предоставит декоративным стражам шанс пустить алебарды в дело. Побеседовав с обреченными на многочасовое стояние у парадного крыльца жертвами этикета, Феликс уяснил, что разминулся с Сигизмундом на каких-то пять минут, и пошел на второй круг.
Поначалу он даже счел забавной эту охоту на Сигизмунда, но заглядывая в пустые кабинеты и аудитории в третий раз, Феликс начал потихоньку раздражаться. Окованный железом фолиант весил не мало, и таскать его под мышкой было чертовски неудобно. Утомившись от бесплодного блуждания по Школе, Феликс присел на перила лестницы и стал изучать сувенир из Нюрнберга, рассчитывая, что рано или поздно вездесущему Сигизмунду неизбежно придется пройти мимо него. «В конце концов, если долго сидеть у реки…» — припомнил Феликс китайскую пословицу.
Читать дальше