Майкл Муркок - Меч и конь

Гофанон простонал эти последние слова. Он был испуган тем, что увидел сквозь сжатые веки, но уста его продолжали песню меча.

Корум подумал, видел ли он меч, похожий на этот. Меч проявит себя в битве против Фои Миоре – Корум это знал. Но будет ли меч ему другом? Почему он воспринимает его как врага?

Теперь Корум видел перед собой только меч. Он осознал, что поднимается на холм. Казалось, что Гофанон исчез и меч сам по себе висит в воздухе, светясь то белым лунным сиянием, то красным огнем солнца.

Корум попытался взять его пальцами серебряной руки, но меч как будто отклонился. Только когда Корум протянул правую руку, здоровую, меч позволил взять себя.

Корум продолжал слышать песню Гофанона. И если начиналась она гордыми строфами, то сейчас звучала как грустная погребальная песнь. И не сопровождали ли ее далекие звуки арфы?

Внезапно меч надежно лег в правую руку Корума, и ему показалось, что тот был при нем всю жизнь. Рукоятка лежала как влитая, и оружие казалось невесомым. При свете луны Корум стал рассматривать меч со всех сторон, удивляясь его остроте и надежности.

– Да, это мой меч, – сказал он. К нему снова вернулось то, что было давно потеряно и забыто. – Это мой меч.

Гофанон резко оборвал песню. Глаза его открылись. В них стояло смешанное выражение мучительной вины, сочувствия к Коруму и в то же время триумфа.

Повернувшись, он поднял голову к луне.

Корум проследил за его взглядом и был поражен видом огромного серебряного диска, заполнившего собой все небо. Он не мог оторвать от глаз диска, вадагу казалось, что он тонет в лунном серебре. Корум видел лица, сражающиеся армии, безлюдные пространства, разрушенные города и бесплодные поля. Он видел себя, хотя смотрящее на него лицо было чужим. Принц видел меч – но не тот, что он держал в руках. Его меч был белым, а тот, другой, – абсолютно черным. Он увидел Джери-а-Конела. Он увидел Медб. Он видел Ралину и многих других и всех их любил, но лишь одна Медб вызывала у него страх. Затем возникла арфа Дагдага и обрела вид юноши, чье тело отливало странным золотым цветом, и Дагдаг, как ни странно, сам был арфой. Корум увидел огромного белого коня и знал, что это его конь, но опасался, примет ли тот его. Перед Корумом предстала равнина, затянутая снежной белизной, и на ней появился одинокий всадник: плащ на нем отливал алым; оружие и доспехи были теми же, что носят вадаги, одна рука здоровой, а другая отлита из серебра, правый глаз прикрыт искусно вышитой повязкой, и черты лица были чертами вадага – Корума. Но Корум понимал, что всадник – это не он, и принц задохнулся от страха, стараясь не смотреть на всадника, который все приближался. На лице наездника было выражение насмешливой ненависти, а в единственном глазу – неуклонная решимость убить Корума и занять его место.

– Нет! – закричал Корум.

Облака затянули диск луны, и ее свет померк. Корум стоял на кургане Кремма в дубовой роще, в том месте, где обитает сила, и в руке он держал меч, равного которому не существовало на Земле; а когда он опустил взгляд на холм, то увидел, что рядом с ним стоят и Гофанон с Хисаком Солнцекрадом, и Джери-а-Конел, и рыжеволосая Медб Длинная Рука – и все они смотрят на него так, словно хотят помочь и не могут.

Корум не знал, почему он так отреагировал на выражения их лиц, когда вскинул меч над головой и сказал тихим твердым голосом:

– Я Корум. Это мой меч. И я один.

Затем все четверо спустились с холма и вместе с ним вернулись в Каэр Малод, где продолжалось шумное празднество – но никто из участников пира не знал, что произошло в дубовой роще, залитой светом полной луны.

Корум спал долго, до самого утра, и видел много снов. Голоса рассказывали ему о ненадежных героях и благородных предателях, он видел мечи – и тот, что получил во время обряда в дубовой роще, и другой, черный клинок, который, как и арфа Дагдага, мог принимать различные обличья, словно в нем обитал дух особо могущественного демона. А когда смолкали голоса и меркли видения, он снова и снова слышал одни и те же слова: «Ты Воитель. Ты Воитель».