Джулия Смит - Мудрец острова Саре

— Положил ее в мой ночной горшок, — сказал он, хихикая.

Атайя ощутила, что голова проясняется, хотя недомогание оставалось.

— Спасибо, Николас. Теперь мне намного лучше. — Она сделала паузу и спросила: — А как ты себя чувствуешь?

— Башка болит, — ответил он, ссутулившись. — Очень сильно.

Как и моя, когда в ней закупорилось слишком много магии. Но меня по крайней мере истязала собственная сила, а не чужая.

Атайя присела на корточки рядом с ним, откинув накидку, чтобы не мешала.

— Тебе здесь нравится? — спросила она, обведя комнату рукой.

Николас повесил голову и начал дергать себя за волосы.

— Они никогда со мной не разговаривают… кроме маленького мальчика. И голоса, — добавил он, и Атайя вздрогнула. Это голос Мудреца, который совращает его, подбивая на убийство. — Они почти все злые, все время смотрят на меня.

— Хочешь пойти со мной? Я заберу тебя туда, где ты сможешь отдыхать, и никто не будет на тебя злиться.

Он поднял глаза, и они медленно засияли, как рассвет. Но не успел он дать ответ, как снаружи послышались голоса и забренчали железные ключи.

— Это мой друг, — сказал Николас и вскочил на ноги. Он тотчас забыл предложение Атайи и промчался мимо нее, чтоб поприветствовать гостя.

Принцесса замерла и почувствовала, что ее силы недостаточно окрепли, чтобы доверить свою жизнь заклинанию невидимого покрова, который может не сработать. Она подобрала юбку и выскочила из комнаты в узкий проход у платяного шкафа — излюбленное место для пряток, куда они с Николасом залезали в детстве, если не хотели купаться или подвергать себя другим ужасам, придуманным взрослыми. Атайя зарылась в складки несчетных платьев и камзолов взрослого принца, которые ныне словно насмехались над своим владельцем. Она оставила узкую щель. Куний мех щекотал нос, и пришлось отодвинуть его, чтобы не чихнуть.

Сначала грубый мужской голос предупредил об осторожности, а женский безропотно поддакнул. Последний принадлежал няне Мэйлена — мистрис Анне. Затем щелкнула закрывшаяся дверь, и последовал поток детской болтовни: мальчик рассказывал об олене, которого убил на охоте отец. Атайя улыбнулась, слушая его: маленький принц считал, что это самый большой олень на свете, чуть ли не крупней замка.

У Атайи уже начали затекать ноги, когда она почувствовала, что достаточно окрепла для защитного покрова. Ждать больше нельзя, а то Анна может решить, что ребенку пора идти спать.

Приблизились шаги, мимо щели прошли два человека, загородив на секунду свет: один коренастый и старый, другой — с запутанными волосами в широкой одежде.

— Ваше высочество, — послышался успокаивающий голос Анны. — Вам пора пить поссет.

Зашелестели тяжелые стеганые одеяла, послышалось тихое ворчание пожилой женщины, которая укладывала спать ребенка — ребенка двадцати двух годов от роду.

Сейчас.

Накинув невидимый покров, Атайя выбралась из потайного места. Николас лежал посреди подушек, над ним склонилась няня, поднося неглубокую чашу к его рту. Принцесса медленно подкралась сзади. Если б она была видна, брат заметил бы ее. Однако, судя по легкости в костях, заклинание подействовало. Николас молчал.

Как можно осторожней Атайя вошла в сознание Анны и стала напевать, как тяжелы ее веки, совращая мыслью, как хорошо было б немного вздремнуть, убеждая, что с Николасом и Мэйленом за это время ничего не случится, не надо беспокоиться.

Вымотанная за день мистрис быстро поддалась воздействию принцессы. Она опустилась, зевая, на табурет рядом с кроватью и через минуту, засопев, погрузилась в сон.

Разделавшись с ней, Атайя вернулась в соседнюю комнату, где Мэйлен тихо играл с деревянными солдатиками. Незримая, она проскользнула мимо и неслышно заперла дверь, ведущую в коридор. Теперь не важно, сколько человек охраняют опочивальню принца: до отбытия их никто не потревожит.

Атайя сняла невидимый покров и подошла к принцу. Она заглянула в его глубокие карие глаза — почти как у Дарэка, только способные на прощение. На них падали песочные волосы — черта Сесил. Уже не младенец, а маленький мальчик, сменивший платье на миниатюрный камзол из черного бархата и рубашку из тонкого белого льна.

— Привет, Мэйлен, — прошептала она, опускаясь на колени для разговора тет-а-тет.

Сначала Атайя испугалась, что стражники за дверью услышат ее голос, но потом решила, что они примут ее за мистрис Анну. Лучше позаботиться о том, как бы не напугать ребенка: Богу известно, чего ему наговорили про нее.