Дарья Еремина - Рождение Императора

Мы медленно ползли мимо пологого подножия. Карел держала в руках иллюзор. Я вглядывался в серые камни с редкими порослями полуживого кустарника поверх ее плеча.

— Кажется, там. Видишь выступ слишком правильной прямоугольной формы? — Подал голос отец.

Я подался вперед. Не вижу я ничего…

— Да! Вон! — Вытянула руку Карел. Я проследил за ее пальцем. Что же в нем правильного и прямоугольного? — Давай туда.

Торус прибавил скорости, вздыхая. Держать этот агрегат на скорости было намного проще. Положив иллюзор на сидение, Карел спрыгнула на землю. Пошла вперед. Несколько минут осматривалась. В конце концов, развернулась, крича:

— Тут есть намек на тропу. Ты уверен?

— Я был тут единственный раз в жизни. И ты прекрасно знаешь как у меня с топографией… — Ответил отец. Карел, конечно, не могла его слышать.

— Вроде тут. — Услышал я голос мамы.

— Тут, так тут. Завтра свяжусь.

— Будь осторожен, сынок. — Сказала мама, и я потянулся к иллюзору. Карел возвращалась к цинну, зябко потирая плечи.

— Ты уверен, что хождение босяком по снегу прибавит тебе здоровья? — Посмотрела Карел на мои ноги.

— У меня ноги так же как у тебя руки…

— Им холодно… — Улыбнулась она, демонстративно сжимая ладони в кулаки передо мной. Усмехнувшись, я вылез из цинна. Ее безуспешные попытки отвлечь меня становились все жальче. Я чувствовал приближение неотвратимого. Нутром чувствовал. Как Карел терпела меня последние дни, было просто удивительным. Попрощавшись с Торусом, я натянул телогрейку. К вечеру Карел накинула капюшон. Я натянул шапку. Найти в последней деревне теплую одежду на меня получилось с трудом. О том, чтобы застегнуть найденный тулуп — речи не было. Рука все еще висела в своем медицинском каркасе на перевязи. Придерживая правой рукой левый край безразмерной одежи, я шел и смотрел в спину псионичке.

Вокруг клубились обрывочные всполохи незнакомой энергии. В ней не было и намека на преобразованные стихии. Она не была псионической — той, что я чувствовал последние два года. Что-то ужасающе чужеродное самому моему существу мага ощущалось вокруг. И от этой чужеродности становилось страшно. С каждым шагом атмосфера становилось все более гнетущей. Когда стремительно начало темнеть, Карел натянула палатку. Наблюдая за ней, мне казалось, что она занимается палатками каждый день. Поужинав, мы забрались внутрь и затянули края. Согреть воздух внутри четких рамок было задачей первокурсника. Но сразу как изо рта перестал идти пар — стало некомфортно жарко.

— Как рука?

Я обернулся, соображая.

— Да, давай ты туда. Лучше если твои локти во сне будут пихать меня в здоровую сторону…

Карел засмеялась, перебираясь. Через несколько минут мы уже успокоились, слушая ветер за тканью палатки.

— Ты чувствуешь кого-нибудь наверху? — Спросил я, потеряв надежду уловить чье-нибудь присутствие на горе.

— Нет. Вообще ничего не чувствую. Тут жуть такая…

— Жуть? — Усмехнулся я. — Я то думаю, как обозвать эту энергию… Пусть будет жуть.

— Это словечко твоего отца.

— Я так и подумал.

Его окружение отличается особым языком. Поговорив с человеком полчаса, можно было понять, знаком ли он с отцом или нет.

Карел засмеялась, поворачиваясь на бок. Сколько еще времени она будет засыпать с мыслями о нем? Смогу ли я когда-нибудь не думать о Целесс? Я уснул, прижав к себе сломанную руку. Постоянно казалось, что в ней что-нибудь куда-нибудь съедет.

— Эй.

Похоже, я уже привык просыпаться от ее голоса и прикосновения к плечу. По крайней мере, не вздрагивал, озираясь вокруг. Обнял руку, вставая. Карел выбиралась наружу, впустив в палатку свежий морозный воздух.

— Зажги это. — Наклонилась ко мне с пучком веток. Я улыбнулся, выполняя просьбу.

Чашечка чего-нибудь горячего совсем не помешала бы. Выползя из палатки, я осмотрелся. Узкий пандус спереди, чуть более широкий сзади. Палатка где-то между ними на выступе. До края — два метра. Карел кинула короткий взгляд.

— Скоро по снегу пойдем.

Я сел на корточки напротив. Подняв взгляд, псионичка засмеялась. Протянула руку к моим волосам. Тряхнув головой, я отстранился и одел шапку. Через четверть часа мы выдвинулись с площадки.

Шли молча. Если бы можно было предположить отсутствие ветра, шумящего в ушах и задувающего в открытый рот, говорить все равно было бы тяжело.

— Поставь щит, Андрес! О чем ты думаешь? — Обернулась Карел, и я вздрогнул. Перебрал в голове несколько вариантов, выполняя просьбу. Стало тише и теплее. Гора, будто, вздохнула от разочарования. Сверху и со всех сторон лился свет, рассеянный туманным небом. Ноги гудели от непривычки, в груди болезненным маятником колотилось сердце.