Ольга Голотвина - Знак Гильдии

– Принес?

Второй – плотный, коренастый, одетый как зажиточный торговец – похлопал по бархатному мешочку у пояса:

– Здесь. Все три. Деньги?..

Тяжело звякнули золотые монеты. Бархатный мешочек перешел из рук в руки.

– Сколько они у тебя лежали?

– Полтора года. Ты не бойся, ничего им от времени не сделается. Главное – в воду опустить, хоть в ледяную... Впрочем, кого учу, сам лучше меня все знаешь.

– Я? – деланно удивился седобородый. – Мне-то откуда в таких делах разбираться? Я просто посредник. Мне велели достать – я и нашел.

– Мог бесплатно найти, за Гранью. Эх, Урихо! Нацепил бороду из пакли – так тебя и не узнать? Сапоги бы сменил, вон какие приметные вырезные отвороты!

Глухо помянув Хозяйку Зла, Урихо откинул капюшон. Седая борода нелепо выглядела на красивом лице, искаженном гримасой досады.

Торговец с удовольствием наблюдал за произведенным впечатлением.

– Слушай, я не спрашиваю, зачем тебе понадобился такой поганый товарец...

– Вот и не спрашивай, – перебил его Урихо, который уже пришел в себя.

– ...но хочу сказать, что я продешевил.

Торговец остановился, ожидая возражений, но Урихо молчал. Нахмурившись, торговец пояснил:

– Не та диковина, чтоб перед соседями хвастаться, верно? Не знаю, зачем ее кто-то покупает, но скоро узнаю. И весь город узнает. Люди кричать об этом будут!

– Не будут. Заказчик на днях уезжает. Если и поднимется крик, то не у нас.

Торговец недоверчиво хмыкнул:

– Может, и так. Я в чужие дела не суюсь. Я скромный, тихий и неразговорчивый. Неужто такие добродетели останутся без награды?

– Особенно неразговорчивость, да? – усмехнулся Урихо. – Ладно, потолкую с заказчиком.

На самом деле он уже принял решение. Дурак торговец подписал себе смертный приговор.

Торговец, не подозревающий, что перед ним уже распахнута Бездна, вслушался в доносящийся из глубины дома женский голос.

– Это Черная Азалия поет?

– Нет, Шелковинка. Черная Азалия сегодня не выступает.

– Азалия – дрянь и ломака! – обиженно поведал торговец. – Я ее на днях в гости позвал, намекнул насчет красивого браслета. Все вежливо, благородно. А она... мало того что хохотала, как гиена наррабанская, так еще Гахтхору наябедничала. Ну, знаешь, торговец рабами. Такой детина, что если приделать к нему колеса – выйдет осадная башня. Кричал, что из меня потроха через глотку выдавит. Как же, испугался я! Не дождется!

Урихо быстро сообразил, что подворачивается удобный случай.

– Гахтхор? – переспросил он. – А я-то думаю, с чего это он сегодня такой мрачный? Сидит у дверей и вином по самую макушку наливается.

– Кто? Гахтхор? – изумился торговец. – Он же вчера... в Наррабан... домой...

– Задержался на три дня. Говорят, из-за Черной Азалии.

Это известие явно не сделало торговца самым счастливым человеком в Издагмире.

– Ах ты, привела же Многоликая! Знаешь, не буду возвращаться в дом, уйду через пустырь. А ты не забудь, потолкуй с заказчиком.

– Потолкую, – серьезно ответил Урихо, нагнувшись и поправляя подколенный ремень. Сквозь мягкую, прекрасно выделанную кожу сапога он нащупал за голенищем нож. На пустыре найдут еще один труп, не первый и, надо полагать, не последний.

Торговец пробирался сквозь кусты, пыхтя и треща ветвями. Урихо беззвучно двинулся за ним. Вот это ничтожество карабкается на стену. Метнуть нож в спину? Или догнать и ударить?

И тут в осеннюю ночь ворвался кошмар из старых сказок. Непомерно большие крылья распахнулись на полнеба перед глазами оцепеневшего Урихо, бесшумно плеснули по воздуху. На мгновение луна отразилась в огромных желтых глазах. Мышонком пискнул торговец, унесенный в черное небо.

Урихо упал на колени, беззвучно, но истово благодаря богов за спасение.

Древний демон вновь вылетел на добычу!

В этот миг на другом конце города проснулся человек по прозвищу Совиная Лапа.

Разом сбросив марево сна, он поглядел на свою правую руку. Черные сухие пальцы жили собственной жизнью. Они сжимались, сухо постукивая когтями, и резко разжимались. Лапа словно хотела что-то выцарапать из воздуха. Такое уже случалось с Охотником. И он догадывался, что означают эти злобные движения.

Медленно, сосредоточенно Шенги подчинял себе взбунтовавшуюся лапу. Хищные подергивания понемногу прекратились, рука смирно легла на колено. Однако Шенги она казалась коварным зверьком, который затаился и выжидает случая напасть.

«Я никогда не бываю безоружным...» – с горькой иронией вспомнил Шенги фразу, которую любил повторять на людях. А что делать? Скулить? Ныть? Рассказывать каждому встречному о том, как восемнадцать лет назад на берегу Литизарны орал напарнице: «Ульнита, руби!..» Не дождутся!