Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2 - Перекресток зимы и лета

Постепенно бешеный бег стал замедляться, Громобой чаще открывал глаза и сидел теперь увереннее. Леший устал; яростный рев сменился тяжелым натужным хрипом. Мельком завидев перед собой какие-то заснеженные заросли, Громобой схватил первый попавшийся ствол и на ходу вырвал его из земли.

– Я тебя угощу! – пригрозил он и стал охаживать стволом жеребца по бокам, по животу, везде, где мог достать. – Больно прыток!

Жеребец вздрагивал от каждого удара, рычал, ревел, и от ударов ствола по черной шкуре рассыпались желтые жгучие искры. Деревья вокруг перестали мелькать сплошной стеной. Шаг, еще шаг – и черный жеребец остановился, покачнулся на всех четырех ногах и рухнул наземь.

Громобой рухнул вместе с ним, но тут же приподнялся и придавил коленом то, что было под ним. Лесной Хозяин снова принял свой получеловеческий облик, и колено Громобоя как раз упиралось ему в шею. Только теперь леший выглядел жалко: прутья-волосы были все переломаны, кора с него облезла, и в проплешинах виднелась серая, как старая еловая древесина, кожа. С трудом разжав онемевший кулак, которым цеплялся за гриву, Громобой выронил целый пучок вырванных прутьев.

– Пусти! – еле слышно взмолился Лесной Хозяин, и теперь его голос не ревел бурей, а скрипел, как сухое деревце, что вот-вот само обломится. – Что хочешь… Пусти только… Уморил!

Громобой убрал колено с шеи, но остался сидеть на колоде верхом. Он так устал, как будто его вывернули наизнанку, никаких сил не оставалось. По лицу текли ручейки пота, и Громобой утирался рукавом, ловя ртом холодный воздух.

– Ну, гнилушка старая, будешь меня слушаться! – пробормотал он, чувствуя, что, несмотря на свою усталость, все же вышел победителем из этого диковинного и дикого состязания.

Леший в ответ пошевелился и застонал.

– Буду, сын Грома! Буду, Перун Огненный! – проскрипел он. – Что хочешь… Только смилуйся… Не губи мой род под корень… Оставь хоть на развод…

– Такое племя мерзкое только и разводить! Слушай меня: чтобы ни одна тварь твоя к людям соваться не смела! Чтобы твои шатуны, и дивии, и оплетени, и все прочее с тобой вместе кору глодало да стволы точило, а людям не смело и на глаза показаться и волоска тронуть! Понял?

– О-о-ох! – протяжно простонал Лесной Хозяин и опять пошевелился. Лежа на снегу, он напоминал старую, полусгнившую колоду. – Как же нам жить, сын Грома! Голодно нам, голодно! Весны нет, солнце не греет, трава не растет. Только и поживишься, бывало…

– Будет и вам весна! Дай время. Я вам весну добуду, а вы чтоб меня слушались! Ясно тебе? А узнаю, что обманул, – пощады не жди. Хоть под землей тебя найду и обратно в землю вколочу!

– Не обману! – с натугой проскрипел леший. – Не обману! Услужу, если придется: как хочешь, что надо, то тебе и сделаю, только отпусти живым!

– Ну, слушай! – объявил Громобой. – Надо мне с твоим князем повстречаться, с сыном Велеса. Его еще Огненным Волком зовут. Сведи меня с ним, тогда отпущу тебя восвояси.

Леший заскрипел отчаянно и жалобно, и далеко не сразу Громобой сумел разобрать, что тот хочет ему сказать.

– Рад бы я тебя к Огненному Волку доставить, сын Грома, – наконец выговорил леший. – Рад бы был, именем Пастуха Лесного клянусь! Всем бы это в радость – ты с ним повстречаешься, от битвы вашей гроза проснется, весна вернется! Да нельзя! Нет Огненного Волка в Яви, а в Навь мне ходу нет. Слаб я в Навь идти, не донесу тебя туда.

– Хоть дорогу покажи!

– Нет тебе туда дороги! Разве не показывали тебе? Верную тебе туда дорогу показывали, а куда ты вышел?

– К вам сюда, в болото лешачье! – Громобой в досаде сплюнул, вспомнив богиню Ладу и ее колодец.

– Вот оно как! – подхватил леший. – А ведь поумнее меня тебе дорогу показывали. Мне-то где уж! Нет, сын Грома, не найду я тебе дороги к нему… А дам я тебе совет! – приумолкший было леший вдруг спохватился. – Ведь сама-то Весна неподалеку отсюда живет. Живет она в Ладиной роще, рукой подать. Иди к Весне. А дальше я тебе не советчик.

– Ладно, проваливай! – Помолчав, Громобой встал на ноги и освободил серую колоду. Речи лешего надо было обдумать, а для этого он сейчас слишком устал.

Лесной Хозяин согнулся пополам и сел.

– Топор… вытащи… – проскрипел он.

Громобой ухватился за обломок топорища, дернул; леший охнул, покачнулся и упал опять, но топор остался в руках Громобоя.

Леший сжал голову лапами, сдавил, потом отпустил – и две половинки слепились вместе. Потом леший вытер лапой морду, залитую синей кровью, и осторожно моргнул. Глаз был цел, только теперь он не мерцал красным углем, а чуть-чуть светился голубым, как тусклый болотный огонек.