Александр Резов - Божьи твари

Я даже не успел ничего сообразить. Секунду назад профессор стоял, держа в руках карту, и своим обычным спокойным тоном объяснял, что осталось недолго, что дом вот-вот появится из тумана, и все, наконец, закончится. Его палец медленно путешествовал по расплывшимся линиям, останавливался, возвращался к исходной точке… Вдруг профессор резко изменился в лице, вместе с выдохом изо рта вырвалась струйка крови. Он качнулся, прижимая к животу проклятый кусок бумаги. Затем грузно упал на колени, обдав все вокруг серыми брызгами. На осточертевшей за эти дни черно-белой картинке появились первые цветные мазки; они расползались и бледнели на темной поверхности воды.

Профессор еще мешком заваливался на бок, а Гредин уже направился ко мне. Высокая фигура в болоньевом плаще с натянутым до самых глаз капюшоном, в резиновых – выше колен – сапогах; с огромным рюкзаком за плечами, со слегой в руке. Почти точная моя копия, если бы не нож.

Он шел медленно, проваливаясь в вязкую жижу; я пятился, с ужасом оглядываясь – словно здесь, на болотах, за десятки километров от ближайшего жилья, мне мог кто-то помочь. Липкий туман ложился на лицо, закрывал обзор; мне казалось, что я потерял фигуру из вида, что она вот-вот появится за спиной, нанесет новый мазок на этот неблагодарный холст. Но туман на секунду рассеивался, Гредин появлялся невдалеке, хрипел, сплевывал, шел.

Тогда, повинуясь внезапному озарению, я скинул рюкзак, отчетливо понимая – без него мне не протянуть и пары дней; там еда, медикаменты, компас, моя карта – там вся оставшаяся жизнь; отшвырнул слегу и, развернувшись, бросился бежать.

В первые минуты казалось, что само болото восстало против меня. Передвигать ноги стало трудно, и бег получался несуразный, карикатурный, как при замедленной съемке. Пуститься вплавь было бы проще. Упасть бы сейчас в бурую массу и грести, пропуская между пальцами тягучую слизь. Отплевываться, закрывать глаза…

Гредин вдруг возникал совсем рядом, хватал за шею, вонзал в спину нож, но потом выяснялось, что это ветки полусгнивших берез зацепились за плащ, а недавний приятель кричит нечто вызывающе-обидное приглушенным в тумане голосом. «Чертаев, где же ты? Чертаев! Мы ведь почти у цели!», – летит вдогонку, а перед глазами стоят те двое, оставшиеся в лесу. Наверное, я тоже в чем-то виноват – недоглядел, не предупредил, испугался, в конце концов. Да и как там было не испугаться…

Яростное шипение заставило меня обернуться. Дрожащее красное облако летело через туман, оставляя за собой извивающийся хвост. Оно пронеслось в нескольких метрах над моей головой и исчезло далеко впереди, превратившись в мутную красноватую дымку. Я что есть силы рванул к кустам – нужно было успеть, пока Гредин не перезарядил ракетницу, – перебрался за них, захлюпал дальше, пригнувшись.

Следующая ракета пролетела над самой водой и застряла между кочками, еще несколько секунд продолжая ярко светиться. Гредин стрелял на звук – на шум, который я создавал, но остановиться я уже не мог; ноги сами врезались в воду, в мягкое, оставляя в ряске длинный черный след.

При каждом вдохе грудь прожигало раскаленным металлом. Во рту появился привкус крови.

В третий раз зашипело – но не сзади, а откуда-то сбоку. Краем глаза я увидел красное свечение, лицо обдало горячей волной. В этот момент моя нога неудачно подвернулась, и я со всего размаху полетел в воду. Но перед тем, как упасть, мне почудилось, будто от кустов неподалеку отделилась неуклюжая горбатая фигура.

Болото хлынуло в нос и в рот. Умело воспользовалось неосторожным вдохом, чтобы проникнуть дальше, в глотку, в пищевод; хотя сетка задержала основную массу, мягкие крупицы просочились сквозь ячейки. Я захлебнулся, судорожно рванул сетку с лица и начал кашлять. Потом меня вывернуло.

Дальше я бежал вслепую, без оглядки, выжимая из себя остатки сил. Без накомарника стало легче дышать, но теперь в рот забивалась мошка. Я бежал и думал, что Гредин не бросит слегу, не бросит рюкзак, ему еще предстоит обратный путь. А мне уже терять нечего, мне главное – не угодить в топь.

Еще два раза пролетала ракета, но уже совсем далеко. Значит, Гредин распотрошил последний рюкзак – каждому из нас полагалось по три заряда. В наступающей темноте все труднее было выбирать маршрут, я то проваливался в воду, то продирался через кусты.

Дом показался из тумана неожиданно. Бревенчатая громада на высоких деревянных сваях одиноко высилась над топью. Черные проемы окон угрюмо глядели на потерявшегося в болотах человека. Я дохлюпал до дома, встал, обняв сваю. Дом навис надо мной.