Кэтрин Куртц - Архвы Дерини

Все слушали Райса как завороженные; и, когда он, перед тем как перейти к последнему антифону, опустился на колени, он ощутил эту завороженность и благоговение, которое вызывали у его друзей сила, заключенная в песне, глубина и необъятность вселенной, подвластной Райсу, — и той великой ответственности, которую возлагала эта вселенная на его плечи.

На вытянутых руках он поднял сына, и песня его зазвучала как молитва. Ивейн словно оказалась рядом с ним, у локтя, хотя и не вставала со своего места. Сердца и разумы их слились, и нежный голос ее присоединился к его голосу, вначале робко, потом все смелее. «Adsum domine...»

Он умолк, и благоговейная тишина окружила его. По щекам его заструились слезы смирения, ибо он явственно ощутил, что Небесная Благодать осенила этот священный круг, улыбнувшись его сыну, и, стоя на коленях, он благодарно поклонился. Затем медленно поднял голову и, оглядевшись, увидал, что все друзья его стоят на коленях, погруженные в глубокую задумчивость.

Только Ивейн смотрела на него блестящими от слез глазами, и он, поднявшись на ноги, бережно передал ей сына. Только Ивейн, подумал он, поняла, что сейчас произошло, как понял это он сам.

Опустившись на одно колено, он обвил рукою ее талию, прижался головой к ее плечу и с нежностью посмотрел на сына, Тиега Джорема, который однажды станет Целителем.

24 декабря 977 г.

Действие в этом рассказе происходит в шестидесятую годовщину разрушения монастыря св. Неота, в его развалинах. Все шестьдесят лет продолжались начавшиеся этим разрушением преследования Дерини. Дерини перестали быть хозяевами Гвиннеда. Близился конец царствования короля Утера Халдейна, внука Синхила Халдейна, который вернулся на трон при помощи Камбера и его родственников; отец же Утера, Райс-Майкл Халдейн, с юных лет находился под влиянием настроенного против Дерини алчного Регентского Совета.

За эти годы всякое участие Дерини в управлении королевством постепенно прекратилось, а религиозные санкции, принимаемые Рамосским Собором, окончательно превратили принадлежность к расе Дерини в несмываемое клеймо — вначале ограничения предпринимались против власти Дерини вообще и магической власти в частности, но очень скоро приобрели нравственное обоснование, ибо церковь стала видеть в Дерини носителей и распространителей зла. Под вопросом оказалось само продолжение существования этой расы после того, как принятые Рамосским Собором законы имели силу на протяжении трех-четырех поколений. Епископские трибуналы отправляли Дерини на костер; а светские лорды, владевшие правом высокого правосудия, вольны были поступать с ними как заблагорассудится.

Джилре д'Эйриал — не Дерини, но он много слышал о них. Времена власти Дерини еще не стали столь далеким прошлым, чтобы умерли все те, кто еще помнил о них и мог рассказать, как это было, но очевидцев тем не менее становилось все меньше, и с каждым годом воспоминания их обрастали все более цветистыми подробностями и превращались в легенды. Жизнь Джилре до поры до времени была вполне типичной для представителей рыцарского сословия, ибо он должен был после смерти отца унаследовать титул барона д'Эйриала. (Титул этот наводит на мысль, что сэр Радульф д'Эйриал, отец Джилре, мог заполучить в свое время одно из имений, ранее принадлежавших Дерини или тем, кто им сочувствовал, ибо в Верхнем Эйриале в свое время находилась штаб-квартира Ордена святого Михаила, пока монахов этого ордена не изгнали из Гвиннеда.)

Но Джилре не хочет становиться бароном д'Эйриалом — хотя и вынужден подчиняться велению долга, пока неумолимая судьба не лишит его и этого выбора. Он обречен, и последнее, чего он может ожидать, выехав из дому в этот солнечный декабрьский день, так это того, что чудом вновь обретет возможность выбора.

Если вдруг имя Симон покажется вам смутно знакомым, вспомните поездку Камбера в монастырь Св. Неота и молодого послушника-Целителя, который изучает процессы, происходящие в его собственном теле.