Оксана Демченко - Мир в подарок

Золотые крылья распахнулись, ввинчивая гибкое тело в водоворот и выталкивая его из узкого жерла колодца. Последняя предутренняя звезда растворялась в светлеющем перламутре междумирья, выпуская дракона в явь. Над миром смеялось высокое лохматое солнце, сияющее всеми цветами спектра, его корона лучилась и трепетала, в небе скользил огромный, радужно-переливчатый Великий старейшина всех драконов Релата, и волна восторга свободы меняла серую явь.

Вода уходила валами, оттесненная в солнечную сторону, радужная волна рушила темные преграды зла, и оголенное гнилое болотное дно скатывалось убогой дерюжкой, на его месте проступали и уплотнялись, врастая в густеющий вереск, золотые, как моя шкура, сосновые стволы.

Утопая в вереске, там, на земле, стоял маленький и забавный айри. Кажется, он хотел поговорить, звал и даже бросил вверх странное бессмысленное слово – «тиннара». Мне? О чем можно говорить с ними, лишенными полета, ограниченными в обзоре кругом близкого плоского горизонта?

Я рванулась вверх, где небо становится сперва фиолетовым, а затем густеет тьмой пустоты, где звезды колют глаза своими лучами, а прохлада приятно освежает чешую, меняющую цвет в яростном солнечном сиянии, не затененном туманами мира.

И упала вниз горящей искрой, пронизывая горную толщу и ныряя в недоступные иным существам туннели под хребтами, где так забавно, где я могу ощутить тепло глубин. Потом пронеслась над бронзовой сушью пустыни и рухнула в океан, пеня волны и приникая к дну, из озорства сшибая хвостом кораллы, загоняя в водовороты испуганных радужных рыб.

Мир полон игр и веселья.

Можно лететь за восходом, ни на миг не отставая, наблюдая его движение над горами, равнинами, опаловым океаном. Или опередить солнце и настичь закат, делая его бесконечным.

Нырнуть в ночь, погрузиться в туман, позволить сиянию высотных гроз украсить крылья. Играть в пятнашки с молниями и купаться в дожде, кататься на узких спиралях морских смерчей или скользить по гребням пенных волн.

Жизнь соткана из радости.

Была.

Пока то же странное слово не настигло меня над снежными хребтами. И ударило болью, которую закованные в безупречную броню драконы не ведают. Поймало и потянуло вниз, к земле. В серую скучную осеннюю ночь, полную невнятного тумана. К плоскому неглубокому озеру, совсем неинтересному и маленькому, к высохшей тоскливой реке.

Он оказался даже не родич, не айри, а просто человек. Странным словом тиннара он называл меня, и в звуках чудилось что-то неуловимо знакомое, ускользающее и оттого беспокойное. Захотелось оказаться подальше, в безоблачном и уютном месте, где много солнца и покоя. Он вслед пожелал мне счастья, которого прежде было вокруг очень много, я в нем купалась. И словно украл весь океан праздника. Не было больше света, достаточно яркого и забав, дарующих обычную радость. Звезды больше не пели льдинками, новые глубины казались похожими на уже виденные, отчего океан выглядел унылым.

Я нырнула в северную метель, шуршащую по шкуре искрами сияния. Проскользнула по застывшей воде, ушла в темные проруби меж глыбами, устроила логово в призрачных пещерах плавучего льда, любуясь танцем красок в темном небе нескончаемой зимней ночи. Бесполезно.

Умчалась на юг, где цветы огромны, зелень переливчата, а перья птиц сияют удивительными оттенками, недоступными убогому зрению айри, водопады поют, а грозы яростны и благодатны. Но радость не возвращалась.

Мир слился в полосы сияния, я металась над ним в поисках места, где спрятался мой утраченный покой, раз уж погасла радость. Но червь смутного сомнения засел внутри, где-то под гребнем, и не давал ни мгновения отдыха. В конце концов он загнал меня к мертвому разлому высохшего озера, некогда большого, но уже давно спекшегося коростой истресканного ила, в изгиб пыльных донных скал под корнями древней береговой линии. Дожди хлестали не переставая и скоро превратили окружающий мир в сплошную взбаламученную грязь, медленно подступающую к лапам. Но здесь, в немолчном шуме капель, мое беспокойство дремало, а при первой же попытке сдвинуться оно вновь царапало, зудело, ныло, лишая и крох удовольствия. Приходилось терпеть и, замерев, смотреть на подступающую воду, находя хоть малую забаву в её подъеме и постепенной очистке. Вот уже хвост накрыли тонкие волны, золотые над чешуей. Лапы расслабились в мелкой воде. Вместе с ней поднимался покой, и я задремала, убаюканная дыханием новорожденного озера.