Юрий Иванович - Невменяемый скиталец

И многое, многое другое. В таком круговороте событий забывали о целых поселках, а то и городах.

Именно поэтому, при окончательном закрытии полевого госпиталя возле Бурагоса, перед несколькими оставшимися на своих постах медсестрами встала куча неразрешимых житейских проблем. Основная из которых оказалась одна: куда девать троих так и не пришедших в полное сознание пострадавших воинов. Если остальных больных и увечных как-то незаметно разобрали прибывшие родственники или сердобольные лучшие товарищи, то эти трое оказались практически бесхозными. Ничего не оставалось делать, как отправить их в дом престарелых воинов в Бурагосе.

Но тут в последний момент, один из полностью подлечившихся и готовящихся отправиться на родину пострадавших пациентов, обратился к старшей сестре с просьбой:

– Давайте я возьму десятника в свою семью? Она у меня большая и дружная, все работящие, так что и боевого товарища прокормлю. Жалко мне его, бедняга без семьи долго не протянет.

Одурманенная делами по закрытию госпиталя женщина более внимательно присмотрелась к просителю. Молодой, основные ожоги скрыты под одеждой, а несколько небольших, оставшихся на лице не слишком то его и испортили. Наоборот, расположились так удачно и без уродства, что вызывали некоторую симпатию. Именно по этим шрамам пациента опознали:

– Уракбай, а ты хорошо знал десятника?

– Конечно, мы ведь в одной сотне были и довольно неплохо друг с другом ладили. Да и тут я его часто проведывал. В последние дни я даже лично помогал его прикармливать.

Никого больше из сослуживцев и близко не было, поэтому проверить подобные слова старшая медсестра не могла, но хоть как-то попыталась выяснить степень знакомства между молодым, двадцатиоднолетним парнем и намного старшим ветераном, которому уже, судя по документам шел пятый десяток. Она кликнула пробегавшую мимо помощницу и переспросила про обоих пациентов. Та тоже мыслями уже находилось далеко от этих мест, поэтому только и удосужилась припомнить:

– Ну да, Уракбай часто посещает Зарината. Тот вроде его чуть узнает и даже слушается немного.

Эта пара предложений и решила судьбу покалеченного ожогами десятника:

– Ладно, тогда бери его под свою опеку. Сейчас выпишем на тебя все сопроводительные документы.

Вот так на следующий день и появилась на дороге, ведущей к югу, парочка путников в привычном для всех ордынцев воинском обмундировании. Только теперь на одежде отсутствовали знаки отличия, и нашивки принадлежности к определенной части. А головной убор в виде бытовой чалмы сразу говорил, что это теперь списанные из армии – гражданские люди.

При демобилизации ордынским воинам никакого казенного оружия не оставляли, хотя дополнительное оружие, которое воин покупал сам, не забиралось. Так что во время пребывания в госпитале ушлый Дельфин сумел не только сохранить свой великолепный кинжал, когда-то выигранный в камни, но и выменять или выклянчить у других раненых еще кое-какое оружие. У него теперь имелось два метательных ножа, великолепное лассо, в виде шнура тончайшего плетения, несколько чугунных шариков вместе с пращой и наибольшая гордость – Живая удавка, чаще называемая Синей Смертью. Конечно, удавка ни к коей мере не являлась живым существом, а относилась к довольно периодически встречающимся в Орде артефактам убийственного назначения. Достаточно было накинуть упругий шнур синего цвета и толщиной с палец на шею любого человека, а затем соединить концы вместе, как они продолжали и дальше соединяться самостоятельно. Да с такой силой, что удушали любого человека. Перерезать подобный артефакт было очень сложно и только удар хорошего меча мог разрубить Синюю Смерть. Разомкнуть удавку мог только тот человек, к которому она «привыкала» до того не менее двух недель. Но до конца этого срока оставалось всего несколько дней. Да и кому придет в голову нападать на демобилизованных и изуродованных ранениями бедных воинов?

Само собой, что совершенно не соображающему Заринату ничего острого и колющего не досталось. Свое оружие он наверняка растерял вместе с кусками сожженной одежды, а новым мог порезаться, или и того хуже. Да и смотрел он теперь на любое железо с полнейшим равнодушием, недоумением и неосознанно.

Молодой парень шагал легко, разве что чуть прихрамывал на пострадавшую при гибели Титана ногу. По сторонам он смотрел часто и пристально, но характер любому встречному выказывал веселый, общительный и дружественный. Чуть ли не с каждым обменивался приветствиями и коротким перечнем новостей, частенько упрашивал подвести идущие в попутном направлении повозки, да и вообще создавал о себе сразу мнение как о человеке добром и доступном всем радостям людского бытия.