Александр Уралов - К.И.С.

Епископ, с трудом сдерживая волнение, начал молитву. Слова её вплетались в мольбу псалма. Гром грохотал теперь уже непрерывно. Те, кто остался снаружи, говорили потом, что гигантский круговорот туч совершенно внезапно накрыл собою замок. Молнии били в шпили, гром гремел так, что люди не слышали сами себя.

Внезапно все стали показывать вверх. Люди снимали шлемы и шапки и крестились.

К лорду Уиндему подскакал вестовой. Испуганный скакун плясал под ним, косясь чёрным глазом, и порывался подняться на дыбы.

— Милорд! — закричал вестовой, — О Боже, милорд, вы должны это видеть!..

— Что? — почти теряя сознание от волнения, прокричал Уиндем, закрывая полой плаща сына, и машинально ещё крепче прижимая его к себе.

Всадник что-то кричал, показывая вверх, смеясь и плача одновременно. Удар грома, и конь, прыгнув, унёс его куда-то вбок. Сумерки стремительно сгущались в ночь, распарываемую яростными вспышками молний.

В этом неверном свете Уиндем увидел, как часть его свиты, находившаяся ближе к воротам, неотрывно смотрит вверх. Дружинники что-то бессвязно кричали. Строй смешался. Многие спешились и опустились на колени. Даже сквозь раскаты грома лорд слышал, как снаружи доносятся мощные волны стотысячного хора. Уиндем пришпорил коня и поскакал в сторону ворот. У первой шеренги он круто развернул скакуна.

— Отец, смотри! — громко закричал ребенок и засмеялся. — Смотри!

Там в небе, гигантской, черной, как смоль, ошеломляющей спиралью стремительно закручивался ураган. Молнии плясали, как сумасшедшие колючие змеи, раскалывая обезумевшее небо.

Но высоко-высоко, в той точке, где, казалось, сходятся все вихри, в точке, вокруг которой бушует вся ярость мира, где ещё позавчера, на самой вершине сидел я, спокойным и ровным светом горел серебряный крест…

… Рыцарь открыл глаза. Странное свечение, исходящее от него, не исчезло. Пылала серебряная звезда на груди, а меч казался раскаленным добела. Он спокойно поднялся со своего ложа и медленно обвёл взглядом всех, собравшихся в часовне.

Никогда я не видел в его взгляде такой отрешённой сосредоточенности.

Чувствовалось, прямо-таки физически чувствовалось, что он сосредоточил в себе некий узел немыслимо закрученных потоков энергий и миров.

— Пора. Пришло время битвы, — сказал он и шагнул к выходу.

Потрясенный епископ, обессилев, повис на руках стражников. Ролан почти бегом бросился вперед, отстраняя оцепеневших людей рукой в бронированной перчатке.

Рыцарь медленно шел за ним. Какая-то неведомая сила сковала мои уста. Я шел за Рыцарем, а рядом со мной, почти не хромая, Джироламо. Вскакивая на коня, я мельком взглянул на студента. Меня поразил огонь, горящий в его глазах. Глаза его неотрывно следили за каждым движением Рыцаря, он подался вперёд, сжимая тонкий, безупречно отточенный меч…

— Ну, с Богом, Джироламо, — сказал я. — Сегодня мы должны быть рядом с нашим другом.

Джироламо взглянул на меня, и я с удивлением увидел на его лице радость. Вот что за огонь горел в его глазах! И опять чувство дежавю властно сжало моё сердце.

— Хороший день для того, чтобы умереть, Стивенс, — сказал юноша.

Под грохот урагана и леденящие душу звуки труб мы выехали из замка. Гул прокатился по многотысячным толпам войск. Рыцарь осадил коня и несколько минут просто стоял молча. Дружины спешно восстанавливали ряды.

Позади всадника высилась громада замка, освещаемая молниями. Бешеный водоворот низко летящих туч превратил небо в кошмар и хаос. Крест на главной башне полыхал всё ярче. Только он и излучавшая свет серебряная фигура рыцаря казались спокойными во всём обезумевшем мире. Через несколько минут, которые мне не забыть никогда, Рыцарь поднял руку. Он не сказал ни слова, а лишь указал на крест, яростно горевший в немыслимой высоте, и медленно протянул руку вперед…

О, Господи, я снова реву, как простой котёнок…

Неистовым потоком обрушилась конница. Хлопали, раскручиваясь полотна знамён над летящими насмерть закованными в железо людьми, звенели сухие, еще не впитавшие в себя кровь, клинки. Многоголосый рев оглушал, сметал и рвал сумерки дворцовых площадей. Звёздными искрами сыпались тысячи факелов.

Мириады ударов, криков, яростных кличей и воплей ураганом бесновались на огромном протяжении битвы. Сметая все на своем пути, оставляя сотни тел, отравленных смертельными ударами стали, люди дрались, своею кровью и муками изрубленной плоти утверждая рассвет. Ржали кони, озверевшие в разъяренном аду резни, и равнодушно нависала над нами громада Башни Великих Тайн.