Вадим Олерис - Чародейка-2

— Ох.

— Понимаешь, когда появляется новый человек, естественно испытывать настороженность. Даже если он не угрожает, а наоборот, очень милый и приветливый. Выведает такой приветливый все, а через месяц армию приведет. Ну, условно. Просто какую-то пакость сделает, воспользовавшись доверием.

— Бывает. Так и учишься не верить хорошему. Становишься подозрительным.

— Да. Есть разные взгляды. Есть презумпции невиновности, есть убежденность в доброте большинства. Есть подозрительность до паранойи. Но ведь нормальным делом является оценка по факту. Пусть вначале с подозрением, но потом ты понимаешь кто перед тобой. И если гость обманет добрые ожидания, то ему же хуже. А не реакция-маятник. Ты мне делаешь хорошо, я тебя люблю. Ты не делаешь — я тебя ненавижу.

— Эмм… Не уверен, что понимаю твою мысль, — признался бард.

— Да не обращай внимания, — махнула рукой Лайза. — Так, мысли вслух. Просто вот приходишь ты в новое место… так, по дороге шел, переночевать остановился, а тебе местные говорят: привет, странник. Переночевать? Да можешь там, в стогу. А ты вообще кто? Бард? А не споешь ли нам? А мы тебе в ответ ужин хороший. Или другой вариант. Приходишь ты, а тебя сразу вилами тычут и прочь гонят. Убегаешь и кричишь, да бард я! И поешь. Тут они резко останавливаются, начинают тебя за стол звать. А когда ты говоришь что все, концерт окончен, пора баиньки, тебя обзывают словами нехорошими и вновь за вилы хватаются. Тебе бы как было приятнее?

— Хе! В первом случае оно как-то более человечески выглядит!

— И я о том же, — вздохнула Лайза. — А, не обращай внимания. Наверное мне в отпуск пора, а то совсем на сентиментальность потянуло. Или это так обстановка действует? У меня стойкое ощущение, что мы идем вверх ногами.

— Да? И у меня тоже! Слушай, а почему книзу так усиливаются все эффекты искажения пространства? Мы приближаемся к источнику возмущений, или это пирамида так давит?

— Я думаю, что это проявляется эффект портала, — высказала свое предположение чародейка. — Это именно он так действует на все окружающее. Хильдар обнаружили эффект, однако либо не поняли его причину, либо поняли, но решили использовать эти искажения для развлечения. И не запретили доступ в пирамиду, а устроили из нее аттракцион.

— Думаешь, портал в основании пирамиды? На самом нижнем уровне?

— Не знаю. Возможно.

— Но если он искажает пространство, значит он действует?

— Не могу ответить. Возможно он сломан. И то, что мы наблюдаем — побочный эффект. Придем на место, узнаем.

— Думаю, хильдар не оставили доступ к порталу, — сказал бард.

— Почему?

— Иначе об этом бы говорилось в рекламе. Не просто лабиринт, а загадочный портал в глубине лабиринта.

— Хм, логично, — признала Лайза. — Не подумала о такой возможности. Например, если рядом с порталом искажения слишком велики и находиться там просто опасно, то естественно никого туда не пускать. Или… хильдар о портале и правда не знают.

— А не может быть наоборот? — через какое-то время задал вопрос Саймон. На восемнадцатом уровне с восприятием хода времени были серьезные трудности. Здесь можно было идти до хорошо различимого, и явно находящегося в нескольких шагах впереди, ориентира столько, чтобы успеть проголодаться и устать. А можно было стоять на месте, ощущать сигналы мышц, видеть свои ноги, стоящие на одном и том же месте, и при этом перемещаться. Испытывать ощущение перемещения в пространстве, и через какой-то период времени обнаружить себя в другом месте. Все так же стоящим неподвижно. Сколько времени это занимало оставалось неизвестным.

— В смысле?

— Не портал наводит искажения на пирамиду, а пирамида генерирует искажения, благодаря которым портал функционирует как портал?

— Хорошая идея, — кивнула чародейка. — Такое бывает.

— Правда? А я уж обрадовался, что придумал.

— Бывает. И даже более того — бывает возникшее естественным путем.

— Ого, как это?

— Ну, помнишь, я говорила, что законы природы — это запреты, некие границы реальности?

— Ага.

— Но это именно границы в смысле черты края. Они существуют не абы где, установленные по чьей-то прихоти. Они не ограничивают реальность, а отделяют реальность от нереальности, возможное от невозможного, бытие от небытия. За ними принципиально не может существовать что-то, не являющееся реальностью.

— То есть вообще ничего? — уточнил Саймон.

— Мы даже не сможем этого понять. Для нас это истинное небытие. Однако может быть, что там что-то есть. Но мы абсолютно, тотально, совершенно никак, категорично не можем это воспринять. За этими границами нет абсолютно никаких привычных нам понятий. И нас тоже нет.