Виктор Федоров - Меч и щит

— Иди за мной.

А затем повернулась и пошла дальше. И я, не задумываясь, пошел, словно воин, получивший распоряжение от самого полемарха, а то и от короля.

Шагая за ней по улице параллельно реке, я терялся в догадках, кто же она такая. Может, портовая порна? Сомнительно; насколько мне известно, порны всех стран и народов предпочитают одежды аляповатые, броские и как можно меньше скрывающие их прелести. Конечно, в таком городе, как Тар-Хагарт, где все так любят пестро одеваться, заметней женщина в черном, а не в цветастом наряде. Но порны всего мира еще и ярко красятся, превращая иной раз свои лица в самые настоящие картины. А у этой женщины на лице никакой краски не наблюдалось: даже ее ярко-красные губы были такими от природы. Может, это очередная поклонница писанины Лилии Виридии? Я посмотрел на ее ножки и покачал головой. Нет, на лошади она в последнее время не ездила. И я вовсе не хочу сказать, что у наездницы непременно должны быть кривые ноги, при умелой посадке это как раз необязательно. Но ее черные шелковые шаровары никогда не разъедал конский пот, это определил бы любой наездник. Так кто же она? Я задавался этим вопросом всю дорогу до порта, но так и не нашел удовлетворительного ответа, когда ступил на сходни крытой одномачтовой лодки длиной в двадцать пять локтей, чем-то напоминающей виденные мной на рисунках джунгарские джонки. Поднявшись за незнакомкой на палубу, я затем спустился в каюту, занимавшую все внутреннее пространство лодки и накрытую двускатной деревянной кровлей, которая покоилась не на самых бортах, а на прибитых к ним на равном расстоянии друг от друга брусках. Сквозь эти небольшие промежутки между брусками в каюту проникал свет, и, когда глаза привыкли к полумраку, я обнаружил, что попал в какой-то иной мир, непохожий на тот, который остался на берегу.

Все дно лодки устилал роскошный синий ворсистый ковер биранской работы, в котором мои ноги тонули чуть ли не по щиколотку. Ступать по такому ковру в пыльных сапогах казалось едва ли не святотатством, и я, поспешно сняв их, оставил за входом в каюту, прежде чем подойти к живописно разбросанным по ковру красным атласным подушкам и серебряной статуе в локоть высотой, изображавшей обнаженную женщину в венке из дубовых листьев. Вот этот-то венок меня и поразил больше всего — даже больше таинственной незнакомки, которая, видимо, ценила свой ковер еще выше, чем я.

Она скинула не только сапожки, но и рубашку с шароварами, оставшись, однако, не обнаженной как статуя, а в странном черном шелковом треугольнике на бедрах, походившем на штаны без штанин. Лучше я описать этот наряд не могу, тем более что глядел я, повторяю, не на него и не на красавицу, а на статую и дубовый венок.. В моем сознании дубовый венок был неразрывно связан с особами, танцевавшими в полнолуние голыми на лесных полянах. Сам я этого танца, правда, ни разу не видел, но слышал немало, равно как и про другие обряды таинственных лесных жриц.

— Ты… ты… стрега? — запинаясь, произнеся и невольно схватился за рукоять кинжала — в тесноте каюты он будет куда сподручней меча.

— Что ты знаешь о стрегах, северный варвар? — пренебрежительно усмехнулась она, делая вид, что не замечает моего движения.

— Достаточно, — резко ответил я, задетый тем, что меня путают с соплеменниками Агнара, хотя, наверно, здесь, на юге, мы все считались северными варварами: и соотечественники Эгмунда Голодранца, и анты, и ухрялы, и жунтийцы, и вюрстенцы, и, наверное, даже михассенцы, хотя последние жили буквально в двух шагах от Тар-Хагарта. — Стреги — это ведьмы, совершающие по ночам в лесах свои колдовские обряды. Они приносят человеческие жертвы, не вступают в сношения с мужчинами и не почитают никаких богов…

Тут я умолк, осознав нелепость своих слов, так как из них вытекало, что уж кем-кем, а стрегой эта смуглянка быть никак не могла. Хотя бы потому что она чтила по крайней мере одну богиню, чье серебряное изваяние, собственно, и навело меня на мысль, что предо мной — стрега. И потом, судя по тому, с какой быстротой она избавилась почти от всей одежды, с мужчинами ей доводилось иметь дело… Ведь даже в том, что она оставила на бедрах нелепый треугольник из черного шелка, проглядывало умение возбудить мужчину, присущее скорее опытной порне, чем неискушенной девственнице. Впрочем, девственницей красотка и не была — уж это-то я определил с первого взгляда, но как-то не придал значения.

Однако смуглянка не стала ловить меня на противоречиях, а уселась на подушке, скрестив ноги, и жестом предложила сделать то же. Все еще слегка настороженный, я устроился напротив нее, убрав руку с кинжала, но готовый дать отпор любым колдовским штучкам.