Тим Доннел - Подземелья Редборна

От этих мыслей Оргельда отвлекло легкое прикосновение нежной руки. Лавиния смотрела на него спокойными ясными глазами, но в глубине их легкой тенью притаилась тревога.

— Солнце восходит! Пора наполнять кубки! Все ждут твоих слов, утренних слов повелителя Бергхейма!

Оргельд вздохнул, поднял руку, и тотчас кравчие, только и ждавшие этого знака, стали наполнять золотые кубки пенистым вином Митры. Этот напиток, секрет которого хранили жрецы Светлого Бога, готовился здесь, в Мэноре, из терпких вин, закупленных в Пуантене. Никакое другое вино не могло сравниться с ним в легкости и не давало такого искристого радостного хмеля. И в день начала Турнира Митры утренний пир всегда начинался с кубка этого вина, выпитого с первыми лучами солнца. Край золотого диска выглянул из-за горизонта, позолотив безоблачное небо.

— Хвала Пресветлому Митре, да будет с нами благословение Его, пусть не оставит славный Бергхейм милость Подающего Жизнь, чтобы и в следующем году, как и раньше, ничто не омрачило нашей радости!

Слова, которые герцог всегда произносил так легко и приветливо, сейчас давались ему с трудом, и губы с усилием растягивались, изображая улыбку. Лавиния смотрела на мужа, безмятежно улыбаясь, но сердце ее сжималось от страха и ярости.

Словно сбросив с плеч тяжелый груз, герцог обессиленно опустился в кресло. Кубок прохладного вина освежил его, и он, не прикасаясь к кушаньям, осушил еще два. Но в этот раз желанный радостный хмель не разбежался по телу колючими искрами, не затуманил голову розовым облаком. Солнце неумолимо поднималось над горизонтом, слепя глаза.

Кругом сновали слуги, разнося праздничные яства на золотых и серебряных блюдах. Придворные оживленно переговаривались, предвкушая любимое зрелище. Имя Ферндина здесь произносилось скорее с насмешкой — никто из сидящих за столом не верил в победу жалкого проходимца, невесть как ухитрившегося заслужить благосклонность герцога, все были уверены, что Священный Турнир принесет бесславное поражение назойливому выскочке и он будет с позором изгнан из герцогства.

Утренний пир шел своим чередом, на хорах негромко пересвистывались флейты и свирели. А тот, кто так жаждал занять свое место в этой зале рядом с герцогом, сидел один в своей спальне, с ненавистью глядя на красноватое утреннее солнце. Вино с кеубой, дающей силу и молодость старому телу, было уже выпито, и смуглый молчаливый слуга дожидался Ферндина, стоя около широкой скамьи, накрытой мягким ковром.

— Проклятое солнце! Я полночи молил Сета, чтобы тучи заволокли небо и этот желтый шар не пылал над головой! Но скоро настанут другие времена, солнце будет скрываться за тучами по моему желанию! Бергхейм — лишь плата за знание, и Сет ее получит! Делай свое дело, Акрус, и разотри меня как следует. Ты приготовил кошачьи шкурки?

— Да, господин, как было приказано, две рыжих и три черных!

— Ты легко их поймал?

— Черные кидались на приманку, как голодные тигры, а потом смирно сидели в мешке — с ними все было просто…

— А что было не просто?! Говори, это важно!

— С рыжими я намучился, о мой господин! Сначала мне никак не удавалось найти хоть одного рыжего, а когда я их нашел — они не пошли на приманку. Такого еще не бывало! Обоих пришлось ловить сетью, и коты ободрали мне все руки.

— Ободрали руки, говоришь? Значит, меня ждут какие-то неожиданные трудности… Ну, а потом?

— Когда я ночью положил их внутренности на Черный Алтарь и зажег жертвенный огонь, он не хотел загораться, пока я не подлил в него несколько капель змеиного яда… Тогда огонь полыхнул до вершины дерева, и жертва была принята!

— Так… Победа будет за мной, но мне придется… Хорошо, начинай, потом разотрешь мазь шкурками, сначала рыжими, потом черными!

Ферндин разделся и лег на скамью. Слуга снял с пояса пузатый флакон с серебряной крышкой и стал густо намазывать кожу господина отвратительно пахнущим зельем. Но Ферндин с наслаждением вдыхал тошнотворный запах, зажмурив глаза и постанывая от удовольствия. И сам слуга, растирая крепкими руками тело хозяина, принюхивался жадно трепещущими ноздрями, то и дело проводя языком по узким губам.

Вскоре тело Ферндина заблестело от буроватой жирной мази. Слуга достал из небольшого кожаного мешочка тщательно обработанные кошачьи шкурки и разложил их на полу. На руках Акруса, до локтя покрытых глубокими свежими царапинами, изредка появлялись капли крови, и он их поспешно слизывал.