Тим Доннел - Змеиный Эликсир

Наконец жаркое было готово. На этот раз Абулетес сам себя перещеголял: мясо, нежное и сочное, с румяной корочкой, посыпанное душистой зеленью, да к тому же поданное изящной девушкой с озорными глазками, вызывало двойной аппетит. Конан подвинул к себе блюдо, усадил девушку рядом и крикнул Абулетесу:

— Я вижу, кое-какие перемены у тебя все же имеются! Где ты берешь таких милашек? С ними даже твое горелое мясо покажется свежей баранинкой!

— Девочки рождаются каждый день, друг Конан, а теперь от них просто отбою нет,— с ухмылкой ответил хозяин, ставя перед киммерийцем огромный кувшин вина.—

Вот, попробуй это, только вчера доставили, такого ты еще не пил. Быка с ног валит, но тебе, я уверен, будет нипочем! — И он налил себе еще кружку.— За твое возвращение! И пока не расскажешь, где болтался, мы тебя отсюда не выпустим. Эй, Сорон, Костас! Постойте у ворот, чтобы стражники сюда не совались!

Конан с удовольствием рассказывал о своих похождениях в Заминди, о стычках со стражниками и о многих удачных проделках. Слушатели беспрестанно хватались за животы, хохоча, и осушали кружку за кружкой за его здоровье.

На дворе уже стояла ночь, и харчевня постепенно пустела. Конан, допивая последнюю кружку, шептался с девушкой. Она, откровенно к нему прижавшись, тихо смеялась, склонив голову и согласно кивая.

Конан поднялся и пошел разыскивать хозяина. Тот в уголке что-то негромко приказывал своим слугам. Вскоре они выскользнули на улицу, и Абулетес позвал Конана наверх. Там он провел его в ту же комнату, где Конан останавливался в прошлый раз, пожелал ему хорошенько отдохнуть и, кряхтя, пошел вниз.

Факел, тускло освещавший комнату, чадил и грозил вот-вот погаснуть. Но лунный свет, падавший на пол сквозь узкое окошко, затмевал его последние дымные вздохи, и когда он наконец потух, Конан даже с облегчением вздохнул. Разувшись и сняв с себя жесткий пояс, он подошел к окну, с жадностью вдыхая весенний воздух. Прохладный ветер шевелил ветки цветущих деревьев, освежал разгоряченное лицо.

Конан сбросил тунику и с наслаждением подставил грудь его легким порывам. Он не обернулся, услышав скрип двери и быстрые шаги. С улыбкой глядя на луну, застрявшую среди легких облаков, он ждал, что будет дальше. Стук тяжелого кувшина и звяканье кружек заставили его улыбнуться еще шире. Потом все стихло. Конан продолжал ждать, все так же глядя в окно. За спиной послышался шорох. Конан в нетерпении обернулся. Посередине комнаты стояла обнаженная девушка, тело ее серебрилось в лунном свете. Пока Конан смотрел в окно, она успела надеть на себя его пояс с кинжалом и тяжелым кошельком. Киммериец восхищенно засмеялся, обнял ее за плечи и сказал:

— Когда я в следующий раз буду удирать отсюда, обязательно возьму тебя с собой. А теперь, плутовка, снимай его скорей — мне нужно кое-что достать из кошелька!

Девушка попыталась расстегнуть пряжки, но у нее ничего не получилось. Конан, поддерживая игру, стал ей помогать. И тут уже был забыт и кошелек, и кувшин с вином. На свете существовало только это молодое жаркое тело, затрепетавшее в его объятиях, эти губы, ищущие его губ, и легкие пушистые волосы…

Утром Конан проснулся от запаха горячих лепешек, открыл глаза и увидел свою подружку, накрывающую на стол. Она уже успела спуститься вниз и принести завтрак. Он поманил ее к себе, дотянулся до кошелька, пошарил в нем и достал пару золотых сережек с драгоценными камешками. Девушка в восхищении не сводила с них глаз, а когда Конан вдел их ей в уши, от радости запрыгала и закружилась по комнате.

Конан отпустил ее, когда день уже клонился к вечеру. Он лежал на ложе и с умилением вспоминал ее тоненькую фигурку с огромным кинжалом на поясе. Потом он уснул, не подозревая, что судьба опять все решила за него.

Дворец Деяниры — женщины, сводившей с ума чуть не половину Шадизара — находился недалеко от центрального базара, на тихой улице, где жили богатые горожане. Густые кроны деревьев и высокая стена почти полностью скрывали его от глаз прохожих. Четыре негра самого грозного вида охраняли ажурные кованые ворота

В этот утренний час Деянира, вся благоухающая после купания и душистых бальзамов, которыми служанки умастили ее тело, сидела у зеркала, любуясь собой. Юные прислужницы расчесывали ее прекрасные волосы. Вдруг занавеси раздвинулись, и в комнату вошла, ласково улыбаясь, старуха в богатых одеждах. Любую молодую женщину ее роскошный наряд сделал бы еще краше, но старухе он придавал зловеще-нелепый вид. Служанки тут же кинулись прочь, на ходу почтительно кланяясь. Старуха встала за спиной Деяниры и по-хозяйски положила руку ей на голову: