Роман Казимирский: 988

– Я вижу, ты не рад. Отчего? Разве это не то, чего должен желать каждый человек?

– Возможно, – растерянно пробормотал Марсель, – но я не каждый.

– Я уже это понял.

Жрец больше не смотрел на своего собеседника сверху вниз – реакция ученого показалась ему достойной уважения. Однако Ведагор не стал говорить ему об этом и вместо этого кивнул в сторону кувшина.

– Освежись, тебе это необходимо.

– Может быть, и так, – отозвался историк, продолжая сидеть. – Но слишком уж он тяжел для меня.

– Что ж, – пожал плечами волхв, решив, что настал подходящий момент для того чтобы попытаться наладить отношения с этим гордым человеком, насколько это вообще было возможно, – я могу помочь. Думаю, ты не станешь…

Говоря это, жрец протянул руку и ухватился за ручку сосуда, но тут же отпрянул и закричал от боли. Испугавшись, Марсель тут же очнулся от своих грез и моментально вскочил на ноги. Ведагор больше не издал ни звука, вместо этого он упал на землю и теперь молча катался по ней, словно пытался освободиться от невидимой сети, в которую угодил. В первый момент ученый растерялся, но быстро пришел в себя и постарался приблизиться к старцу, чтобы помочь или хотя бы понять, что происходит. Однако стоило ему подойти ближе, как Ведагор так резко выгнулся, что Марсель едва успел отскочить в сторону. Было видно, что волхв умирает – глаза утратили блеск и теперь выражали только огромное страдание, тело, которым он еще недавно владел в совершенстве, отказывалось подчиняться хозяину, и историк с ужасом наблюдал за тем, как жизнь медленно покидала его недавнего противника. Наконец, жрец дернулся в последний раз и замер, оставшись лежать на спине с широко раскрытыми глазами, которые смотрели в небо.

Все произошло так внезапно, что ученый еще некоторое время отказывался верить в произошедшее. Но Ведагор был мертв, в этом не было никаких сомнений. Вспомнив о том, сколько вопросов он не успел ему задать, Марсель вдруг испытал постыдное чувство жалости к самому себе, словно его предал наставник, так и не открыв ему последнюю, самую главную тайну. Застонав, он сел перед неподвижным телом и обхватил голову руками. Что делать? Кто теперь спасет Мусу? Что станет с Русью? Того, кто больше всех волновался о ее будущем, больше нет, а с остальными историк знаком не был. Считали ли они так же, как покойный? Или, быть может, ему предстояло столкнуться с еще более неадекватным видением ситуации? А Лада? Ведагор говорил о ней так, словно ее уже не было в живых… Если это, действительно, так, то кто образумит Владимира и вернет его на прежний путь? О, Господи, помоги…

– Я вижу, понравилась жрецу медовуха-то.

Услышав этот голос, Марсель медленно поднял голову и столкнулся взглядами с Курьяном, который стоял, прислонившись к дереву, и спокойно жевал травинку. На первый взгляд, мужик был тем же, что и прежде, но что-то в нем изменилось – возможно, все дело было в его глазах. Прежде открытые и добродушные, теперь они источали холодный свет, несмотря на то, что их хозяин улыбался. Понимая, что происходит что-то неладное, историк поднялся на ноги и двинулся в сторону здоровяка, непроизвольно сжимая кулаки.

– Но-но, – усмехнулся тот, предупредительно выставляя перед собой руки. – Не балуй! Ты хоть и немрущий теперь, а все равно в тумаках ничего приятного нет, поверь мне. Это я тебе как знаток этого дела говорю.

– Кто ты такой? – Марсель остановился, не дойдя до мужика несколько метров.

– Я-то? – улыбнулся тот. – Мне казалось, что ты знаешь. Я Курьян. Удивлен? А ты чего ждал? Что к тебе сам Велес спустится?

– Тот Курьян, которого я знал, был мне другом, – проговорил сквозь зубы ученый. – А ты на друга не похож.

– Твоя правда, – согласился мужик, вздыхая. – Но и врагом тебе я никогда не был. Скорее, оберегом. Если бы не я, то тебя не стало бы еще тогда, на поле. Помнишь, как коса у самого твоего уха просвистела? А то, что я тебя в последний момент в сторону оттащил? Нет? Вот видишь, с чем мне приходилось жить все это время. Делаешь добро людям, делаешь, а они тебя потом даже не поблагодарят.

– Так кто же ты? – поняв, что Курьян не желает ему зла, историк успокоился и теперь просто пытался выяснить правду. – Думаю, я имею право знать это.

– Может быть, – хитро прищурился мужик и, выплюнув травинку, слегка наклонился, чтобы его глаза оказались на уровне собеседника. – А может, и не имеешь. Но я привязался к тебе и поэтому скажу то, чего тебе должно хватить.

– Хватить для чего?