Лой Штамм: Кицунэ

– Кицунэ…

Красное на рыжем – такое странное сочетание, словно ржа на золоте. Ах, но ведь золото не ржавеет…

А на черном маслянистых клякс почти не видно. Просто снег кругом словно усыпан лепестками тюльпанов, что кажется совсем странным в новогоднюю морозную ночь.

– Ки-цу-нээ…

Под старой наклонившейся березой на белоснежном снегу скорчился тоненький темный силуэт. Шаг, шаг, еще шаг, уже чувствуется тонкий запах крови, еще чуть-чуть…

Белоснежное лицо, иней на ресницах и бровях, кристаллы льда и запекшаяся кровь на бледных губах, руки, прижатые к груди и горлу…

А на снег словно высыпали полной горстью клюкву. Капля, капля, еще капля. И еще много-много капель, а под шеей натекла лужица…

А сверху медленно падает крупными хлопьями. И тихо. До звона тихо. На небе то скрывается за тучами, то проявляется тенями на сугробах луна. Справа от девочки, чуть не падая на нее, ложится тень от старой березы. И медленно подходит огромный рыжий лис.

Только на метр вправо. Всего лишь на метр.

Лечь, укрыть пушистым мехом и согреть.

Только на метр вправо.

– Ки-цу…

Завтра все будут говорить о том, что кто-то сбил огромного чернобурого лиса прямо в начале деревни. Бабы с облегчением – коты да куры целее будут, мужики с досадой – это какая же шкура пропала-то за ночь лежания на морозе.

И только потом, немного позже, всерьез занявшись поисками Ларисы, найдут почти заметенный снегом кровавый лисий след, ведущий через пустой участок и поле к лесу за избами.

А под старой березой…

Когда-то верили, что занесенные снегом, сгорбленные и полуупавшие березы – проводники-двери в параллельные миры.

И где-то за гранью весело бегает по летней лесной поляне огромный рыжий лис, а маленькая черноволосая девочка тонкими пальчиками теребит его за уши и перебирает густую шубу. Рыжую-рыжую, без малейших крошек ржи.