Ростислав побагровел, но сдержался.
— Не хочу убивать белгородцев! — как ни в чем не бывало, продолжил Некрас. — Ничего худого не делали.
— На одного твоего воя три моих, — сказал Светояр. — И все в броне.
— Киевляне у Лысой Горы были в бронях…
— Тогда был смок. Летось издох — сам видел тушу под берегом. Не перенес, чудище, огня своего.
— Думаешь, нет более смока?
— Других не вижу! — усмехнулся Светояр. — Да и ты на коне.
Некрас улыбнулся и поднял глаза горе. Светояр и Ростислав невольно последовали. Ростислав ахнул. Светояр услышал, как за спиной переступило с ногу на ногу конное войско, ропот пронесся по рядам дружины. В синем ясном небе плыли от леса две тени. Начищенные нагрудники сияли на могучих грудях смоков, вои в таких же блестящих доспехах сидели на спинах змеев. Смоки замахали крылами, поднимаясь выше, и стали кружить над войском.
— Кто на змеях? — спросил Светояр.
— Оляна и Олята.
— Посадил смердов на смоков! — ахнул воевода. — Да еще бабу!
— Стрелы сверху бросает не худо! — усмехнулся Некрас. — Хочешь спытать?
Воевода не ответил.
— Помнишь Лысую Гору? — продолжил Некрас. — Там был один смок, а войско Горыни более вашего.
— Но и нас было более! — возразил Светояр, умом понимая — проиграл. Заманил его Некрас, как некогда Горыню, и ждет белгородцев позор и смерть.
— За твоей дружиной, воевода, тысяча моих пешцев, — сказал Некрас. — Вам не уйти. Проглядели. Худо искать ворога в чужих землях. Против тебя и река, и лес, и болото… У моих пешцев нет брони, оружие — рогатины да засапожники, но злобы к ворогу у каждого за троих. Драться будут насмерть! Я и без смоков вас побью! Людей жалко. У них матери, жены, дети малые… Давай миром!
— Что хочешь?
— Киевлян до боса ободрал бы, но к тебе, воевода, сердце лежит. Не разменял честь на княжьи объедки. Бросайте брони, мечи и коней! Сапоги и ножи сохраните — брести далеко.
— Не бывать этому! — вспыхнул Ростислав.
— Воеводе и князю коней и оружье оставлю, — сказал Некрас. — Дабы вои не смеялись.
— Что возомнил о себе, смердий князь! — крикнул Ростислав. — Думаешь, не найдем управы?! — князь хлестнул коня и поскакал к войску. Светояр перенял его полпути.
— Не уговаривай, воевода! — угрюмо сказал Ростислав.
— Не буду! — сказал Светояр. — Я спрошу. Когда батько твой помер, а тебе было пятнадцать, я пять лет не знал сна и роздыха, чтоб стол тебе сохранить. Сохранил. Если ты, княже, и я головы здесь сложим, кто сохранит Белгород сыну твоему? Ему месяца нет. Кто поручится, что младенец доживет до года?
Ростислав молчал.
— Даст Бог, уцелеем мы, и домой воротимся, — продолжил Светояр. — Но войско здесь останется. Где другое взять? Великий стар, не сегодня-завтра преставится, с кем киевский стол обороним? С кем Белгород отстоим, коли сыновьям Великого вздумается в городе твоем святославьего выродка сажать?
— Сором ведь! — тоскливо сказал Ростислав.
— Сором побитому быти и с сечи бежать. Нас не бьют, выпроваживают. Этот сором за околицей остается. Что нам кони, мечи и броня? Тьфу! Завтра новые купим! Урожай добрый, земля богатеет, Великий серебра дал… Пропади пропадом земля Галицкая, что мы здесь потеряли?
— Некрас не посечет нас безоружных?
— Хотел бы сечь, уже сделал! — буркнул воевода. — Что стоит смоков напустить?
— Повелевай! — сказал Ростислав. — Мне соромно…
Некрас, привстав на стременах, глядел, как белгородские вои слезают с коней, стаскивают с себя броню, бросают оружие и бредут прочь. Увлекшись, он не заметил, как поблизости на землю сел смок. Круглолицый, румяный уноша соскочил наземь и встал рядом, не решаясь подойти. Змей воспользовался заминкой и лизнул седока в щеку.
— Зара, отстань! — сердито сказал уноша. — Не маленькая!
Некрас повернулся на голос. Уноша побежал к нему, выбрасывая ноги в стороны, как то делают только женщины. Некрас соскочил наземь. Подбежавший уноша приник к его груди.
— Некрас, любый! — сказал высоким, певучим голосом. — Так боялась, что тебя убьют!
— Оляна! — укоризненно сказал Некрас. — Люди кругом.
— Так знают все! — засмеялась Оляна.
— Все? — удивился Некрас.
— Или у них очей нету? Соромишься? А еще князь!
— Я не князь!
— Ты мой князь! — пропела Оляна, целуя любимого. — Мой…
Громогласные крики отвлекли их. Подскакавшая дружина скалила зубы и махала снятыми с голов шеломами.
— Давно бы так! — сказал, подъезжая Малыга. — Хоронятся, как дети малые. Брага, меньшой в ватаге, сына пестует, а старшой никак не заведет. Сколько девке ждать? Обидится Оляна, сядет на смока и улетит в земли дальние. Базилевс ромейский в жены сразу возьмет! Так, доча?
Читать дальше