Когда сумерки окрасили северное небо в серый с голубоватым отливом цвет и зелень вдоль дороги превратилась в размытое пятно, всадники и молодой киммериец, вконец сбивший ноги, добрались до лагеря Тогрула. Здесь, за грубым высоким частоколом, располагалось несколько домов, хижин, загоны лошадей и бараки для рабов, отобранных как за их варварскую жестокость и мощное телосложение, так и за умение драться.
Тогрул остановился у одного барака и что-то крикнул слонявшимся около ограждения вооруженным охранникам. Хотя Конан всех слов не смог понять, он сообразил, что его хозяин ищет кого-то по имени Улдин. Улдин оказался приземистым длинноруким человеком с бритой головой. Он обменялся с Тогрулом несколькими словами, которых киммериец не понял, отвязал цепь от луки седла и крепко зажал ее в огромных жилистых руках.
Коверкая язык ваниров, он пробурчал:
— Ну, ты! Идем!
Когда юного варвара ввели в душное, зловонное помещение, нечто похожее на ужас охватило его. Он чувствовал присутствие других людей, но в темноте различал только тени. Улдин зажег огарок свечи. В тусклом мерцающем свете Конан разглядел таких же, как он, грязных, одетых в лохмотья рабов, сидевших на сыром земляном полу. Молчаливые, неподвижные, они наблюдали за ним. В их освещенных огнем глазах не было почти ничего человеческого.
Улдин расстегнул ошейник Конана и снял его, пристально вглядываясь в лицо изнуренного дорогой юноши.
— Имя? — рявкнул он.
— Конан.
— Откуда ты?
— Я киммериец. Зачем я здесь?
— Чтобы научиться сражаться, — ответил Улдин. — Что ты знаешь об искусстве боя?
— Ничего, — пробормотал Конан. — Меня взяли в плен восемь лет назад, и с тех пор я крутил проклятое мельничное колесо. До этого я иногда дрался с другими мальчишками.
— Тогда начнем с рукопашной. Раздевайся.
Киммериец повиновался. Он осторожно снял свою грубую рубаху, чтобы протертая ткань не расползлась окончательно. Улдин внимательно осмотрел тело Конана, освещая его свечой.
— От этого мельничного колеса тебе достались неплохие плечи, — проворчал он. — Нападай на меня.
Слегка пригнувшись, Конан двинулся на гирканца и уже вытянул руку, чтобы схватить его. Что произошло потом, Конан так и не понял. Коротышка выскользнул из объятий Конана, будто столб дыма. Мгновение спустя что-то зацепило лодыжку киммерийца и он грохнулся наземь.
— Еще раз! — скомандовал Улдин, когда обескураженный юноша с трудом поднялся на ноги.
Конан осторожно наступал, думая про себя: «Схвачу его за шею и переброшу через бедро, как мы это обычно делали в детстве». Вместо того чтобы уклониться от рук Конана, Улдин позволил ему зажать в локте свою шею. Потом, гибкий как барс, гирканец подался назад, увлекая Конана за собой. Упав на спину, Улдин мгновенно согнул ноги, уперся ступнями в живот Конана и резко толкнул его вверх. Юноша перелетел через голову противника и тяжело шлепнулся на землю. Улдин вскочил на ноги и с кривой усмешкой посмотрел на лежащего Конана.
Конан поднялся, рыча, как загнанный зверь.
— Покарай тебя Кром, — брызнул он слюной и снова ринулся на Улдина. Но и на этот раз был сбит с ног. Когда Конан встал, он увидел ухмыляющегося Улдина, очень похожего на плешивую обезьяну.
— Давай снова! Возненавидь меня! — режущим голосом сказал гирканец. — Ненависть научит тебя бороться. Но тебе придется многому научиться. Завтра ты получишь первый урок.
Все лето Конан учился драться за свою жизнь. Здесь либо сражались, либо умирали. Конан сражался и жил.
Конан не нашел себе друзей среди гладиаторов. Он полагался на свое мастерство, поэтому было бы жестоко сближаться с человеком, которого, быть может, придется убить, чтобы самому не быть убитым им.
Когда Конана в первый раз привели на арену, он одним быстрым взглядом окинул это место победы и смерти. В цепях, вместе с другими рабами Тогрула, Конана привели в Скаун — город ваниров. Там их поместили в похожем на хлев сарае с высокой крышей, где в железных коробках едва теплились уголья, хоть немного спасающие от сырой прохлады.
Ареной для поединков служила яма шагов десяти в длину и пяти в ширину, а глубиной в человеческий рост. По краям были расставлены деревянные щиты и кожаные флажки, раскрашенные клюквенно-красным, небесно-голубым и черным.
Взглянув поверх ограждения, Конан увидел ванирских вождей. Они сидели на грубых скамьях, потягивая из рога эль. Если кто-нибудь уставал держать рог на весу, он втыкал его в мягкую землю у своих ног. Арену освещали факелы. Мерцающие огни плясали на рыжих шевелюрах и багровых лицах мужчин, ярко вспыхивая на браслетах и нагрудных украшениях из золота и серебра, отделанных необработанными драгоценными камнями. Дымный воздух смешивался с запахами плохо выдубленной кожи и старой шерсти и становился еще более терпким от едкого пота.
Читать дальше