Кори Доктороу: Всё пройдет...

Почти то же самое Лоренс испытывал шестнадцать лет назад, когда решил поступить в Орден. Он был очень зол тогда. Зол, угнетен, разочарован. Сидя перед клавиатурой своего компьютера, он смотрел на мир сквозь увеличительное стекло Сети и не находил в нем ничего прекрасного. Люди казались ему дураками, безблагодатными кретинами и хитрыми мерзавцами, в обществе которых он не мог не начать деградировать. В четырнадцать Лоренс был смышленым, подающим надежды подростком, к шестнадцати превратился в юного гения, в восемнадцать стал восходящей звездой, а к двадцати одному оказался жалким неудачником. Глубокая депрессия, в которую он погрузился, не отпускала его ни днем, ни ночью. Чтобы справиться с нервозностью, Лоренс постоянно что-нибудь ел, так что за считаные месяцы его вес достиг трехсот с лишним фунтов.

За два года он трижды поступал на работу, и трижды его увольняли.

В конце концов настал день, когда Лоренс просто встал со своего рабочего места и вышел за дверь, хотя место в этой четвертой по счету компании он нашел только недавно. Компания занималась разработкой учебных - и обучаемых - видеосистем для анализа изображений, и Лоренс пришелся здесь, что называется, ко двору, поскольку после своего последнего увольнения умудрился сохранить допуск к секретной работе. В перспективе маячило даже небольшое повышение (что-то вроде назначения замзавсектором), однако он не задумался об этом ни на секунду. Даже не выключив компьютера, Лоренс спустился на первый этаж и покинул здание.

Стоял сырой, пасмурный, ветреный день, и улицы Нью-Йорка были на удивление пустынны. Стоя на Шестой-авеню, Лоренс долго смотрел на север - на знакомые здания, машины, автобусы и решетчатые эстакады - и думал о том, что не принадлежит к этому миру. Это было как озарение. Впервые он понял, что его место не здесь, и эта мысль не вызвала в нем ни огорчения, ни протеста. Напротив, Лоренсу казалось странным, что он не догадался об этом раньше. Этот мир ему попросту не подходил. Он отчетливо видел его недостатки и изъяны, видел несовершенство законов и пороки политической системы, которая, по глубокому убеждению Лоренса, нуждалась в полной отладке и устранении программных ошибок. И он пытался это сделать, несколько раз пытался, но все было тщетно. Лоренсу никак не удавалось убедить своих начальников, что они все делают неправильно. Ему не удавалось доказать коллегам, что он и только он знает правильные ответы на все вопросы. Система снова и снова оказывалась сильнее, и в результате Лоренс в очередной раз лишался работы. Все его попытки сделать мир лучше проваливались, а каждая новая неудача только усиливала его разочарование и раздражение окружающих.

В людях Лоренс разбирался неплохо; он видел, что коллеги злятся, и знал почему, но теперь это перестало его волновать. «Так уж они устроены, - думал он, - их не переделаешь».

Так он размышлял, стоя на ветру под проливным дождем. Лишь основательно замерзнув, Лоренс спросил себя, что же делать дальше. Его дом находился в сорока кварталах от офиса, а он еще не слишком хорошо ориентировался в новом районе и поэтому с работы и на работу добирался подземкой. Но сегодня, наперекор всему, Лоренс пошел домой пешком. Отдуваясь и прихрамывая, он все сильнее налегал на тросточку, которой начал пользоваться после того, как его вес увеличился чуть не вдвое. Коленные суставы отзывались болью при каждом шаге, но Лоренс, сжав зубы, все шел и шел. Когда же он добрался до своего многоквартирного дома, оказалось, что лифт - уже во второй раз за месяц - вышел из строя, и ему пришлось подниматься по лестнице. Подъем настолько утомил его, что, когда Лоренс оказался наконец перед дверями своей квартиры, его едва не вырвало.

Тяжело дыша, Лоренс стоял на пороге квартиры и, держась за дверной косяк, смотрел на свой диван и пыльный стол, на стопки книг и растрепанных справочников, на выгоревшие обои в жирных пятнах и оставшуюся от завтрака грязную посуду в крошечной мойке. Из крана мерно капала вода.

Когда-то Лоренс видел несколько посвященных Ордену рекламных роликов. Они бы, наверное, оставили его равнодушным, если бы не фрагмент, посвященный монашеским кельям - чистым, аккуратным, уютным. Всем своим видом они навевали мысли о глубоком, безмятежном спокойствии и умиротворении, в которых так нуждалась его душа.

А главное, они были так не похожи на его квартиру!

И, повернувшись на каблуках, Лоренс начал спускаться, не потрудившись даже запереть дверь. Он, конечно, слышал, что Нью-Йорк считается воровской столицей цивилизованного мира, но за всю свою жизнь ни разу не встречал человека, у которого обчистили бы квартиру. К тому же ему было наплевать: если придут грабители, пусть забирают, что хотят, остальное с удовольствием подчистит домовладелец. Лоренс больше не принадлежал к этому миру - его место было не здесь.