Урсула Ле Гуин: Дело о Сеггри

– Нет, конечно, зато могу стать ему любовной матерью!

– Мы называем это немного иначе, – заметил он. – Но мне нравится ваше слово… Однако скажи мне, Ардар, каковы твои шансы жениться – найти себе женщину, которая захочет вступить в брак с мужчиной? Ведь здесь еще не бывало такого, верно?

Тут я вынужден был с ним согласиться.

– Когда-нибудь такое наверняка случится, я полагаю, – сказал он (и его «наверняка» прозвучало, как обычно, не слишком-то обнадеживающе, со своего рода уверенной неопределенностью). – Однако пионеру предстоит заплатить немалую личную цену. Отношения, формируемые под негативным давлением общества, страшно натянуты, они имеют тенденцию становиться оборонительными, чересчур напряженными, агрессивными. Им недостает места для свободного роста.

– Место! – воскликнул я. И попытался рассказать ему, что значит не иметь места под солнцем, что значит не иметь воздуха для дыхания.

Ноэм смотрел на меня как-то странно, почесывая себе нос, он смеялся.

– Знаешь, а ведь в Галактике уйма свободного места, – сказал он.

– Ты имеешь в виду… что я мог бы… что Экумена… – Я сам не понимал тогда, что именно хочу спросить у него. Однако Ноэм понял. И начал отвечать – вдумчиво и обстоятельно. Мое образование он находил столь недостаточным даже по меркам Сеггрианской цивилизации, что мне следовало сперва подучиться в какой-либо местной академии, по меньшей мере еще два-три года, прежде чем претендовать на поступление в один из галактических университетов, таких, например, как Экуменические школы на Хайне. Конечно, продолжал он, мне самому выбирать, куда пойти, в зависимости от собственных интересов, которые, впрочем, мне еще предстоит обнаружить в себе, и это уже в академии, так как ни мое обучение в детстве, ни тренировки в Замке не могли мне помочь в поисках своего призвания. Выбор, предлагавшийся мне до сих пор, был невероятно ограничен – как по потребностям нормального интеллигентного человека, так и по соответствию нуждам моего социума. Поэтому Закон об Открытых Воротах вместо того, чтобы предоставить мне свободу, оставил меня «без воздуха для дыхания в безвоздушном пространстве» – здесь Ноэм явно процитировал строку какого-то поэта с какой-нибудь далекой планеты. Голова у меня шла кругом, полная сияния далеких звезд.

– Академия в Хаджке находится совсем недалеко от Ракедра, – заметил Ноэм. – Неужели ты никогда не пытался поступить туда? Хотя бы чтобы удрать из своего ужасного Замка?

Я помотал головой:

– Лорд Фассоу всегда уничтожал бланки заявлений сразу же по поступлении их в канцелярию. Если бы только кто-то из нас попытался…

– Его наказали бы. Полагаю, подвергли бы пыткам. М-да… Из той малости, что я успел узнать о ваших академиях, можно сделать вывод, что тебе бы жилось там немного лучше, чем здесь, хотя там тоже далеко не сахар. У тебя будет дело, крыша над головой, однако тебе там непременно дадут почувствовать себя маргиналом и чужаком. Даже самые высокообразованные, просвещенные женщины с великим трудом воспринимают мужчин как интеллектуальную ровню себе. Можешь мне поверить, я испытал это на собственной шкуре. А поскольку в Замке тебя учили состязаться и быть первым, тебе придется особенно трудно среди людей, сомневающихся в твоей способности превзойти их в чем-либо, для которых сама концепция состязания, победы и поражения стоит ноль без палочки. И все же это единственное место, где ты найдешь себе воздух для дыхания.

Ноэм рекомендовал меня своей знакомой с одного из факультетов академии в Хаджке, и меня внесли в списки кандидатов. Моя семья была счастлива оплатить мое обучение. Я первым из нашего Замка поступал в академию, и они искренне гордились мною.

Как Ноэм и предсказывал, мне приходилось порой нелегко, но я встретил там немало других мужчин, с которыми легко нашел общие интересы, и мне больше не угрожало парализующее одиночество материнского дома. А когда преодолел робость, завел себе друзей и среди студенток, многие из которых отнюдь не были заражены предубеждениями и охотно шли на сближение. На третьем году учебы мы с одной из них в порядке эксперимента завели самый настоящий любовный роман. Несмотря на то что он не слишком-то удался и не затянулся надолго, оба мы испытали чувство подлинного освобождения – от оков устоявшегося убеждения, что отношения между мужчиной и женщиной могут носить исключительно сексуальный характер, что их соединяют единственно гениталии. Эмадр, как и я, испытывала отвращение к профессионалам из Домов соитий, и наши занятия любовью всегда были робкими и краткими. Их подлинный смысл заключался не в удовлетворении нашего желания – они служили доказательством того, что мы можем полностью доверять друг другу. Наша настоящая страсть прорывалась, когда мы лежали рядышком, рассказывая друг другу о своей жизни, о том, какие чувства мы испытываем по отношению к разным мужчинам и женщинам и друг к другу, и к самим себе, рассказывая о своих ночных кошмарах и о своих мечтах. Мы без конца беседовали, и восхитительное чувство подлинной общности, что испытывал я тогда, останется со мной на всю мою жизнь – два юных сердца, обретшие свои крылья, летят вместе, пусть недолго, но высоко. Первый полет, он всегда самый высокий.