Оксана Демченко - Семь легенд мира

– Как ты решился принять в караван ребенка?

– Я расспросил хозяина корчмы, когда она пришла за местом в караване. Даже сходил в ее родной дом и поглядел на отца. Он гнусный человек, и к тому же свел жену в могилу. Это был редкий для племени арагов союз по решению старейшин. Мать Миры рано осиротела и нуждалась в крепком плече. Так говорили. Могу лишь добавить, что южные араги общаются и роднятся с илла, а степняки некоторых родов женщин ценят куда ниже хороших коней… У матери Миры было много земель под пахоту, скот, добротный дом и, увы, никакой родни. Вот имуществом и распорядились, отдав ее в жены младшему сыну старосты. Оспорить решение оказалось некому. Бил он жену. Видно, тем и ребенка еще в чреве так тяжело покалечил. Весь достаток отошел к его новой семье. Девочку кормили от случая к случаю чужие люди. Я долго думал, всю ночь.

– Обуза.

– Да что за место для шестилетней девочки – караван? Потом решил: лучше, чем постоялый двор. К тому еще – мое имя Амир, а ее – Мира. Вроде, почти такое же, как указание. Я не стал спорить с судьбой и не пожалел. Не обуза. Она – наша радость, Тоэль. Хоть и слепая, а светит солнышком и глядит в душу. Потому и зову ее слушать тебя. От меня меньше проку. Вот моя главная польза: мы шли в тот год на север и миновали перевал Семи ветров. Оттуда тропа спускается в земли народа бороев. Красиво у них, хоть и чуждо: леса высоки, в озера дожди намывают синь неба, а зимы люто-белые от снега и стужи. Я застрял на три с лишним месяца в обратном пути, насмотрелся. Жил под самым перевалом, в малом селении со смешным именем Брусничанка. У них имеется кузнец по прозванию Старый медведь.

– Ты все про меня знаешь. Точно! – впервые улыбнулся гость не хмуро и без усмешки. – Я и правда ищу мастеров по оружию. Необычных.

– Он не слишком стар, вопреки имени. Зато ворчливый и упрямый. Хуже, да простят меня Боги, самого гнусного и упертого барана. Я хотел сторговать пару мечей, но старик их совсем не продает. Говорит, живые. Я сперва не поверил, но он показал. Это то, что ты ищешь. Твой клинок, подаренный моему предку, бесподобен. И он, уж прости, много хуже самого негодящего из кузни Медведя.

– Учту. И – верю, я свои возможности как оружейника знаю, и ведаю их предел.

– Он не отдал мне ни золотника металла. А вот Мире всучил чуть не силой нож. Тонкий, лекарский. Посмотри. Она с вещицей не расстается. Кстати, вот и наше солнышко.

Мира успела переодеться в чистое и умыться, привести в порядок волосы. Кивнула вежливо, ловко нашла руку Амира и уселась на указанное место. Сухие крепкие пальцы осторожно пробежали над блюдами. Тоэль за это время более пристально рассмотрел девочку. Видимо, действительно ей досталось еще до рождения. Словно ее лепили вполне толковые Боги, но потом бросили свое дело на середине, отвлеченные чем-то более важным. Ноги получились вполне удачно – стройные и сильные. Стан крепкий и гибкий. А вот выше… Неровные плечи, кривоватая посадка головы и несколько сутулая осанка. Лицо слишком длинное и узкое, приметно неправильное.

Зато душу непутевые Боги вложить успели, и очень яркую. Амир прав – рядом с девочкой сидеть приятно и тепло. Необычное ощущение! Словно она и не чужая вовсе, впервые и мельком примеченная сегодня. Видно – в караване ее любят и ценят. Одевают в лучшее, опекают. Потакают. Кому еще из женщин позволили бы ходить так, простоволосой, с двумя тощими короткими косицами, сплетенными по обычаю севера? А ей и это можно. Прощается даже нелепая челка, кривоватая, длинная, падающая на пустые глаза.

Амир с притворной сердитостью дернул именно за челку.

– Сколько тебе говорить – обгоришь! У тебя кожа к пустынному солнцу не приспособлена. И заморских нелепых шляп из соломки накупили. И женских покровов шелковых, тонких и красивых, а ты опять за свое.

– Я же говорила, они шумят, и мне плохо слышно, – привычно дернула головой Мира, отстаивая челку. – А без слуха я вдвое хуже понимаю окружающее. Амир, можно мне сыр?

– Да. Сейчас.

Странный караван: сам дабби усердно накладывает лакомства для приблудной безродной девочки. Такого не доводилось еще видеть ни разу. Тоэль устроился поудобнее, подпихнул под спину несколько подушек, придвинул блюдо с курагой, выбрал лепешку. Плеснул еще вина в тонкое чеканное серебро бокала.

Почему он вдруг решил поговорить с этими людьми, незнакомыми и совершенно случайными в его жизни? Может, просто устал молчать. Или собственные мысли его не устраивают более как самые правильные. А еще наверняка дело в том, что караван – что правда, то правда – слишком мало похож на многие и многие иные, с которыми ему приходилось странствовать.