Дмитрий Казаков - Мера хаоса

Никто не заметил, как они ушли. Поднимаясь по лестнице, Хорст слышал за спиной надсадные вопли и глухие удары, словно кто-то избивал ком теста.

— А этот толстый не забудет, что обещал нас с собой взять? — поинтересовался Хорст, открывая дверь отведенной для них комнаты.

— Не забудет, — Авти загадочно ухмыльнулся и, вытащив из кармана плотно набитый кошелек, подбросил его в ладони, — а если чего, то мы с помощью этой штучки ему напомним…

— Ты что, украл? — Хорст удивленно заморгал.

— Нет, он мне сам отдал! — Шут растянул рот от уха до уха и высунул длинный язык. — На время!

— Ты рехнулся! Да если это вскроется, нам не поздоровится! Ведь могут не только поколотить, но и прикончить!

— Тише, не ори, — Авти поморщился, — еще не хватало, чтобы в соседних комнатах узнали о моих «подвигах». Завтра я верну кошель этому растеряхе и скажу, что он его выронил. Устраивает тебя такой трахнутый Хаосом вариант?

— Да. Но тогда непонятно, зачем ты крал?

— Потому что так надо, — фигляр посерьезнел. — Думаешь, мне доставляет удовольствие напиваться, лгать, воровать, насиловать?

— Ну, когда ты волок ту девицу в кусты, я не видел на твоем лице отвращения, — откровенно заметил Хорст, — да и пиво с медовухой в тебя словно сами затекают.

— На самом деле я сам себе противен. — Авти сгорбился, возраст, который до сих пор было трудно заметить за бодростью и показной бравадой, проявил себя во всей «красе». Хорсту вдруг почудилось, что рядом с ним сидит труп — высохшая кожа, бесцветные волосы, темные провалы на месте глаз, — но я должен время от времени совершать эти… поступки, так же как и работать. Иначе все будет очень скверно…

— Для кого?

— И для меня, и окружающих… — Шут встряхнулся, как вышедшая из воды собака, голос его вновь стал жизнерадостным и ехидным. — Наболтал я тут тебе всякой ерунды! Спать пора!

Поняв, что Авти ничего больше не скажет, Хорст помолился и лег. Фигляр долго что-то бормотал себе под нос, ворочался, но потом угомонился. В наступившей тишине стало слышно, что пьянка внизу еще не закончилась. Судя по воплям, там пересчитывали друг другу зубы.

Путешествие с купеческим обозом оказалось еще более медленным, чем пешее, но зато куда менее утомительным. Телеги, запряженные могучими тяжеловозами, неторопливо катили по дороге. Из-под колес взвивалась пыль, солнце палило с неба, а из травы доносилось яростное стрекотание кузнечиков.

Хорст лежал на мешках с чем-то мягким и вслушивался в ленивую перебранку Авти с возницей. Спорили они без души, больше для развлечения, и предмет для разногласий выбрали исключительно важный — женщин.

— Все они, бабы, только и ждут, когда ты к ним под юбку полезешь! — доказывал шут. — Спят и видят!

— Как же! — не соглашался возница, дородный мужик с хитрым взглядом. — Попробуй-ка залезь под юбку к жене нашего хозяина, а я посмотрю, как она тебя скалкой отделает!

Старший обоза, тот самый толстый купец, ехал на лошади впереди телег. Свершившееся утром возвращение кошелька он воспринял с нескрываемой радостью, а подозрения одного из подручных, что фигляр сам и стащил деньги, отверг сразу.

— Хоть бы облаков нагнало, что ли, — пробормотал Хорст, созерцая пышущее жаром небо.

Чем ближе был Вестарон, тем сильнее бывшего сапожника терзало беспокойство. В столице княжества его ждал маг, грозный и непредсказуемый господин.

Явление посыльного, не выполнившего поручение, да еще и потерявшего лошадь, вряд ли обрадует чародея. Хорст не без оснований полагал, что Витальф Вестаронский разгневается и уж точно не отпустит его на свободу. Скорее, накажет каким-нибудь жутким образом…

В голове вертелось одно: пора уносить ноги. Амулет не защитил хозяина от нападения благородных из Чистой Лиги и, судя по этому, растерял силу. Хорст не пробовал его снять из боязни да еще из-за того, что привык к болтающейся на шее побрякушке и большую часть времени не замечал ее.

Окончательно решился к вечеру. Ночь — лучшее время, чтобы улизнуть. Никто не станет задавать вопросов, куда отправляется ученик шута. И с самим Авти не придется прощаться. Тот сделал для Хорста много, но одновременно с благодарностью и даже восхищением вызывал ужас и омерзение.

Раньше Хорст не думал, что можно испытывать столь противоречивые чувства к одному человеку.

— Становись!

Зычный голос толстого купца донесся от головы обоза, когда солнце коснулось боком верхушек деревьев, а небо приобрело желтоватый вечерний оттенок. На юге, окутывая вершины гор, клубились темные облака, доносилось приглушенное громыхание.