Даниэл Уолмер - Замок зла

Лишь только Конан решил про себя, что пол-луны выдержать в этом чрезмерно гостелюбивом замке он, похоже, никак не сможет, но восемь дней — постарается, как за спиной его раздались знакомые шаги.

— Я не помешал? — спросил Кельберг, подходя к другу и приобнимая его за плечи.

— Нисколько! — ответил киммериец. — Прогулка помогает мне переварить великолепный ужин. Но мне жаль твоего повара, Шумри: когда в замке нет гостей, он, верно, умирает со скуки! — Как славно, что ты зовешь меня по-прежнему: «Шумри»! счастливо рассмеялся немедиец. — Веришь ли, никак не могу привыкнуть к своему родовому имени. Кель-берг! Кельберррг!.. оно рычит на меня, как злой пес. Оно давит на меня, как седло, впервые одетое на спину лошади, привыкшей вольно скакать в табуне!..

— Да конечно, какой из тебя Кельберг! — Конан хлопнул друга по плечу тяжелой лапищей так, что тот невольно присел. — Бродяга, пинающий перекати-поле, каким был, таким и остался, даже став хозяином самого огромного замка в Немедии! Кельберг бы уплетал сегодня за ужином не вареную капусту, но сочную оленину, и запивал ее добрым вином! Шумри согласно покивал головой.

— Послушай-ка, — сказал он. — Сдается мне, что ты заскучал в этом самом огромном замке Немедии. И даже оленина и отличное вино перестали тебя радовать. Не спорь, не спорь! — поднял он руку, предупреждая возражения киммерийца. — Не только я это заметил, Илоис вчера вечером сказала мне то же самое. Поэтому у меня есть к тебе отличное предложение: а что, если нам с тобой поехать на несколько дней поохотиться? Только ты и я, да пара слуг, чтобы отвозили добытую дичь в замок. К северу от Бельверуса есть совсем дикие места, славящиеся обилием зверя. Ну, как?..

— Поохотиться, говоришь? — Конан не скрывал удивления.

Впервые слышу, что ты полюбил охоту.

— Вообще-то, я ее не полюбил, — честно признался Шумри.

— Скорее даже — разлюбил окончательно. Но уж очень мне хочется побыть с тобой подольше, и не просто побыть, а странствовать, как когда-то. Спать на голой земле, жарить на костре мясо, разговаривать до утра… Тебе не по нутру мой тяжеловесный замок с его пыльной роскошью, я же вижу. Мне он тоже не нравится, клянусь твоим Кромом! Кстати, я продаю его, и, совсем скоро, стану таким же бездомным бродягой, каким был до сих пор.

— Ты продаешь свой замок? — не поверил своим ушам киммериец. — Ты не спятил случайно, старина, от чрезмерного счастья? А как же Илоис? — Илоис будет только рада. Мы с ней решили это вместе, Конан. Помнишь, я рассказывал тебе, что когда мы были еще детьми и встретились в самый первый раз, она сказала, что ни за что не согласилась бы жить в этом угрюмом и холодном замке? А я тогда ответил, что продам его, раз он тай не нравится, и мы будем путешествовать всю нашу жизнь.

Я фантазировал тогда, врал безудержно — про дома-грибы, дома-острова… Пришла пора выполнять свое детское обещание.

— Я всегда знал, что ты сумасшедший, — заключил Конан. — Но, честно говоря, надеялся, что по Закону Равновесия, о котором мне когда-то кто-то рассказывал, жена тебе попадется нормальная.

— А зачем мне нормальная? — Шумри рассмеялся, махнув рукой. — Ты и представить себе не можешь, какое это счастье — претворить в жизнь сумасшедшие детские фантазии! сначала я повезу Илоис туда, где мне что-то понравилось, что-то запало в душу во время моих десятилетних странствий.

Потом мы поедем в те края, где я не бывал, где все будет в первый раз. Конечно, со временем мы устанем и постареем, да и дети, если они появятся, будут утяжелять наш путь…

Поэтому, в конце концов, мы остановимся в самом прекрасном месте, какое только увидим. И будем там жить.

— Что ж, желаю тебе найти такое место, — сказал Конан.

Он отвернулся, и взгляд его упал на ровно подстриженные в виде шаров, пирамид и усеченных конусов кусты. Ухоженный поколениями слуг, вылизанный до пылинки сад… Наверно, к лучшему, если Шумри продаст кому-нибудь эту роскошную скуку. Помолчав, он спросил: — Интересно, а озеро с синими лотосами ты покажешь Илоис? Оно вошло в число мест, которые запали тебе в душу? Не обращая внимания на не совсем добрую иронию в голосе друга, Шумри горячо ответил: — О, мне бы этого очень хотелось! Я столько рассказывал Илоис об Алмене, что она мечтает хотя бы взглянуть на те «дворцы», где она жила. Но ведь это несбыточно, Конан! Если только кто-нибудь перенесет нас туда на крыльях. Как твой которую или тот древний ящер, помнишь?..

Киммериец промолчал. Шумри нетрудно было прочесть в его молчании то, что он думает. "Ни тени грусти в лице, когда он произносит имя Алмены! А ведь эта женщина значила для него не меньше, чем для меня, хотя и совсем по-другому…" — Ты, кажется, укоряешь меня, Конан, хоть и не произносишь этого вслух… — огорченно сказал Шумри.