— Но не всех ее гостей ожидает подобная участь сразу, после паузы продолжал старик. — Если гость очень хорош собой, если он пришелся ей по душе своим мастерством в каком-нибудь виде искусства, Веллия не убивает его. Она предлагает ему остаться с ней навсегда. В качестве любовника, собеседника, слуги, красивой безделушки, домашнего зверька… Она без ума от всего красивого и не терпит вокруг себя невзрачных и старых лиц. Те, кто остаются, еще больше хорошеют со временем, ибо впитывают в себя разлитые вокруг ароматы колдовских цветов. Если они послушны, милы и веселы с ней, она терпит их возле себя долго, иногда многие годы. В конце концов они неизбежно надоедают ей — даже самые цветущие, самые звонкоголосые, — и их постигает общая участь.
Старик замолчал. Он все так же не отрывал взгляда от своих морщинистых, узловатых ладоней, тихонько шевеля пальцами, словно ощупывая невидимую ткань. Голова его мелко и монотонно покачивалась.
— Ты так хорошо все про нее знаешь, старик, словно был, по меньшей мере, ее супругом, — заметил Конан.
— Я был ее игрушкой, — закивал старик. — Красивой игрушкой, румяным пышнокудрым зверьком, одним из многих, о которых я только что говорил. Надо вам сказать, что большинство ее игрушек не догадываются, отчего так юна и прекрасна их госпожа. Они искренне считают ее светлой феей и ежедневно возносят благодарения судьбе, выведшей их когда-то на дорогу к белому замку. И я был таким Глядя на меня сейчас, трудно представить, что когда-то я был очень хорош собой, но так было. Боги не обделили меня — в придачу к внешности я был пылок, весел и остроумен, отлично пел и баловался стихами… Веллия долго любовалась мной и забавлялась со мной!..
— Ты так будто гордишься этим, старик, — пробормотал киммериец.
— Правда?.. — удивился старик. — О нет. Это просто обычные старческие вздохи по поводу отлетевшей молодости…
Ее слугам и любовникам было строжайше запрещено приближаться к саду. Однажды я нарушил запрет и стал невольным свидетелем ее кровавого обряда. Можете себе представить, какой ужас я испытал! Ужас и омерзение…
Веллия не заметила меня, но ужас и омерзение не почувствовать не могла и обо всем догадалась. Тогда она позвала меня к себе, горячо целовала, нежно ласкала, а в перерывах между поцелуями рассказывала о себе, о тайнах вечной своей юности… И она поставила меня перед выбором: либо мою кровь выпью цветы, а телом будут лакомиться рыбы, либо — я стану как и прежде весел, игрив и ласков, и не омрачу негу ее души угрюмым или испуганным взглядом. Что бы выбрали на моем месте вы, любезные гости?..
— Тут и размышлять нечего, — пожал плечами Конан.
Задушить и выбросить ее любимым рыбам.
— О, не так все это просто… — вздохнул старик. — Ее окружали со всех сторон влюбленные и преданные слуги. Но даже когда мы оставались наедине, я не мог! Не знаю, поймете ли вы меня, но новые чувства — ужас и омерзение, не уничтожили старых, но только прибавились к ним. Когда я протягивал руки к ее шее — не душить, но гладить, но целовать исступленно тянуло меня… Я выбрал побег.
Готовился к нему очень долго…
— Отчего-то меня ее красивые мальчики в блестящих доспехах выпустили без единого слова, — перебил его Конан. — Мне даже не пришлось вынимать из ножен свой меч.
— Да, это странно! — кивнул старик. — Особенно, если учесть, что ты проник в ее кровавую тайну. Тебе очень повезло, я уже говорил… За мной же Веллия велела следить днем и ночью. Под страхом смерти страже было запрещено выпускать меня за ворота. Мне все труднее и труднее было изображать веселье и игривость. Я чувствовал, что близиться мой последний срок, близится пиршество рыб и синих цветов моим бренным телом. Но боги помогли мне! Однажды ночью случилась сильная гроза, ветром валило в саду деревья, и все слуги в спешке и панике бросились спасать от гибели синие цветы, укрывать их от режущих струй дождя и от ветра… Мне удалось незаметным перелезть через ограду и переплыть ров. Я бежал изо всех сил и упал без чувств далеко от замка на глухой тропинке. А утром вернулся.
Вернулся вот сюда, на это самое место, выстроил скромную хижину и стал здесь жить.
— Странное ты выбрал себе место! — хмыкнул киммериец.
— О да, вам это покажется странным. Но я не смог уйти от нее далеко. Мне казалось, что здесь до меня будут доноситься слабые ароматы ее цветов, слабые отголоски ее пения… И я действительно их слышу, по ночам, когда все вокруг затихает. Есть и другая причина, более достойная, отчего я живу в этом месте. Я решил останавливать всех путников, направляющихся в замок, и предупреждать о страшной ловушке, поджидающей их там.
Читать дальше