Кира Измайлова - Принцесса и колдун

Принимать августейшего родителя полагалось в огромном зале. Там стоял такой длины стол, что разговаривать с человеком, сидящим на противоположном конце, не представлялось возможным. Впрочем, папеньку сие обстоятельство нимало не смущало, поскольку голосина у него – дай боги каждому… Вернее, не дай боги!

– Иля!! – заорал он в очередной раз, и пожилая графиня уронила себе на платье устрицу.

– Чего тебе? – отозвалась я, без особого труда перекрывая гул разговора. Зычный голос – это у нас семейное.

– Пошукай там насчет горчички! – попросил папенька. – Пресновато у тебя готовят!..

– Не любо – не кушай! – сказала я, но горчицу велела-таки принести.

Папенька вообще не признает разных там изысканных яств, ему подавай поросенка, целиком запеченного на вертеле и пару кувшинов доброго винца, вот тогда он останется доволен! Устрицы он называет «склизкой гадостью», про спаржу говорит «что я, баран, траву жевать?», а восхитительный ликер однажды обласкал «липкой дрянью», что не помешало ему вылакать всю бутылку.

Нянюшка моя не настолько привередлива, ест, что дают, да и выпить не дура. Прокормить её, по правде сказать, нелегко, но это, право, пустяки… Я, признаться, тоже люблю поесть, но приходится держать себя в руках и делать на приёмах вид, что я ем, как птичка. Это потом, у себя в апартаментах, я отвожу душу…

Но я отвлеклась.

Вейден – его тоже пришлось сажать за стол, как-никак придворный колдун! – взирал на моего дражайшего папеньку с нескрываемым отвращением. Фу-ты, ну-ты! Можно подумать, никогда не видел, как король обгладывает баранью ногу! А если не видел, то и нечего таращиться, все приличные придворные давно уже отвернулись, а кое-кто даже пересел, чтобы папенька не забрызгал их подливкой… (Мой дражайший супруг, чтоб ему на том свете не икалось, тоже себя за столом вел, прямо сказать, не идеально, но при нем Вейден, помнится, рож не корчил!) Сам Вейден, по-моему, ничего не ел. Он, если мне не изменяет память, вегетарианец. Если кто не в курсе – это такое извращение, когда человек не ест мяса. И ладно бы больной был или там отшельник какой-нибудь, а то ведь здоровый мужик! Наверно, он потому и злой такой, что всегда голодным ходит.

К счастью, ужин заканчивался. Подали десерт. Папенька, конечно же, разом умял половину торта, сказав возмущенно пищащим фрейлинам, которым ничего не досталось, «Стройнее будете, цыпочки!», чем поверг их в изумленное состояние. Вейден сломал вилку, по-моему, от злости, но так ничего и не сказал. Придворные натянуто улыбались, я невозмутимо восседала во главе стола, демонстрируя безупречные манеры, а нянюшка под шумок приканчивала вторую бутылку ликера…

После десерта я пожелала уединиться с августейшим родителем в своих апартаментах. Нянюшку унесли в отведенные ей рядом с моими покои – пришлось выставить оттуда престарелую герцогиню, носившую титул главной смотрительницы королевской опочивальни… И на что ей, спрашивается, там смотреть?

– Ох, Иля! – радостно сказал папенька, когда мы остались вдвоем. – Далеко пойдешь!

– Куда уж дальше! – фыркнула я. – Ты чего хотел-то от меня? Думаешь, поверю, что ты просто так заявился, поддержать меня… – тут я картинно всхлипнула, – в моем горе?

– Иля, не надо комедий! – поморщился папуля. – Ловко ты с муженьком устроила! Моя школа… Сознавайся, подсыпала ему чего в супчик?

– Ежели вы насчет яду, папенька, – сказала я, переходя на придворный жаргон, – то пальцем в небо попали, чиста я перед законом людским и божеским. А что до чего другого…

Тут я гадко ухмыльнулась, папенька ухмыльнулся понятливо, и мы громко захохотали.

– Так чего надо-то? – спросила я, отсмеявшись.

Надо папеньке было совсем немного: деньжат на проведение армейской реформы. Поскольку реформа заключалась исключительно в переименовании всех должностей в свежеизобретенные папулей и в пошиве новых мундиров им же придуманного фасона, то я отказала наотрез. Папуля принялся давить на жалось и на дочерние чувства, утверждая, что если бы не он, черта с два я составила бы такую замечательную партию. Однако я уперлась и недвусмысленно дала понять, что на ветер деньги бросать не намерена. Часа два мы препирались, потом папуля выдохся, утер пот со лба и сказал:

– Ладно, пес с ней, с военной реформой… Просто так деньжат подкинешь?

– Просто так – подкину, – охотно согласилась я. – Опять у тебя казну обнесли, что ли?

– Казначей мой, сволочь, ворует! – пожаловался папенька. – Да так ловко, никак я его за руку не поймаю…