Он взмахнул палашом, как бы примеряясь.
Младший из служителей Анахитты побледнел неживой синеватой бледностью, став похожим на любого из своих подопечных усопших.
— Ох, точно, — поклонился в пояс Мардос, тоже явственно струхнув. — Я и вижу, на кого жунтильмен похож-то! Вы простите, не признал я вас, господин командор, без мундира-то! И не гневайтесь на Порко — шутил он, не со зла! Никак ведь невозможно, чтоб такое злодейство!
Опыт общения с родом людским говорил Домналлу, что очень даже возможно, но он спрятал клинок в ножны.
— Ладно, поверю. Поэтому раз невозможно, то найди-ка, любезный, — ткнул он во все еще белого от ужаса Порко, — корзинку, положи в нее ребенка и иди со мной. А ты, — обратился он к Мардосу, — похоронишь эту несчастную на твердой земле. Потом придешь и скажешь, где ее могила.
Кухарка лишь всплеснула руками, когда на пороге появился хозяин, сопровождаемый каким-то бородачом в балахоне цвета смерти, несущим, прижимая к груди, попискивающую корзинку.
Сдав новорожденную на руки охающей Йорулле и прогнав пинком мортуса, посоветовав больше не попадаться на глаза, Домналл поднялся к себе, а потом вызвал лакея и приказал подать лучшее вино, какое есть в доме.
На город быстро опускалась темная тропическая ночь.
3342 год от Возведения Первого Храма, ночь на 14-е число месяца аркат.
Стормтон, Ледесма.
Ночь — это не причина просиживать последние штаны, любуясь звездами на небе, когда не менее прекрасные «звездочки» бродят по грешной земле, готовые за небольшую плату окружить вернувшегося из далекого плавания моряка женской ласкою и заботой.
Команда фрегата «Акула» сошла на берег, оставив на палубе лишь тех, кто успел утонуть в бутылке еще до убытия в порт.
Пьяный канонир, обнимая пушку, орал похабную бесконечную песню о капитане Флае.
Мне корабль — дороже злата,
грозный ветер — мне судья,
воля — божество пирата,
в море — родина моя.
Присужден властями втуне
я к петле.
Верю я моей фортуне!
А судью — не пожалею,
вздерну я его на рею
у него на корабле.
А жену его и тещу
И его секретаря…
Меж тем, на борт поднялись трое; на фоне портовых огней, маячивших за их спинами, было не разобрать, кто пожаловал в гости.
Парни прошли мимо канонира, один из них остановился перед пьяницей, двое других направились к камбузу и громко забарабанили в дверь.
Остановившийся рядом с канониром человек тихонько рассмеялся, глядя на пьяного дурака.
— Что, перебрал, дружище? — с издевкой справился он.
Канонир прервал песню и с трудом поднял свои синие очи:
— А ты х-хто такой?.. — поинтересовался он, с трудом ворочая языком.
В руке незнакомца сверкнула сталь.
— А зачем это знать мертвецу? — После этих слов пришелец почти без замаха ударил кинжалом в горло канонира, тот умер почти сразу.
Вытерев оружие об одежду мертвого канонира, убийца подошел к двум своим сообщникам, барабанившим в дверь камбуза и, хлопнув одного из них по плечу, кивнул в сторону люка, ведущего в трюм. Третий остался сторожить, время от времен стуча в дверь и обещая скрывавшемуся за ней устроить «райскую жизнь», ежели он немедленно не выйдет к нему безоружным и с фартуком в зубах.
Сварливо булькала, закипая, вода, и над огромным котлом поднимались клубы пара. В одной косынке и ветхих штанах выше колен Хор'Тага носилась по тесному камбузу, а вместе с ней метались по стенам зыбкие тени. Блестела от пота стройная, красиво вылепленная спина с удивительно гладкой оливковой кожей. Шрамы от кнута? Ой, да все морские черти с ними! Может, это ритуальная татуировка такая.
В такт ударам ножа прыгали по плечам жесткие завитки волос, подвязанных темно-зеленой парчой.
Она предавалась мечтам. Естественно, о настоящем хорошем призе — казначейском судне арбоннского, эгерийского или хойделльского короля. Или на худой конец — о купеческом транспорте, перевозящем контрабандой намытое на тайных копях золотишко.
Чтобы на каждого пришлись не жалкие монеты, а фунты или даже квинталы этого чудесного металла.
Если бы у Хор спросили, зачем ей такая уймища денег, айланка только пожала бы крепкими плечами.
Мало кто знал, что была у нее мечта — открыть свой собственный бордель. Не абы какой, а приличный. И чтобы трудились там только белые девки. Лучше — рабыни! Чтоб работали они, как она когда-то, и чтобы если вякнут или заплачут — плеткой их. Не так, как ее, а через мокрую тряпку — чтоб следов не оставалось! И работать не вставая со спины!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу