Александр Зорич - Первый меч Бургундии

- А-а, сейчас. Это Маргарита, моя третья жена, - бездумно бросил Карл, втуне дивясь своей осведомленности.

- Жануарий, врач и советник Его Светлости, - Жануарий дружелюбно кивнул.

- Ожье де Бриме, друг и вассал Его Светлости. Очень, очень рад, - д'Эмбекур положил руку на свою узкую грудь и с куртуазным смирением во взоре поклонился.

- Филипп де Коммин, сир де Ренескюр. Секретарь Его Светлости, особый уполномоченный во Фландрии и скромный летопи...

- Очьень, очьень приятно, - успокоила Коммина девушка в косынке.

- Вот и хорошо. Не стоило... гм... лезть в бутылку, монсеньоры, - подытожил Карл, вставая. Очень болела голова.

Под желтой косынкой Маргариты скрывался коротко остриженный затылок и оттого бракосочетание пришлось отложить до следующего июня. В пику бургундским фундаменталистам Карлом было решено, что венчание и торжества будут проходить в Брюгге.

Это была третья свадьба в личной историографии Карла Смелого и по меньшей мере тридцатая бухаловка по поводу междинастического скрещивания из тех, на которых герцог присутствовал в силу общепринятого политеса.

И, поскольку денег в бургундской казне всё прибывало вопреки бесконечным милитарным тратам, калигулианского размаха турнирам и пирам, несмотря на щедрые взятки духовникам, атеистам и духовникам-атеистам от Гибралтара до Вислы, невзирая на разнузданное казнокрадство под ауспициями тишайшего Филиппа де Коммина, так вот денег всё прибывало, ибо герцогство росло и ширилось, отдавливая мелкие прирейнские марки от Империи, крупные графства от Франции и подбирая ништяки вольных городов по всему Бенилюксу, вот потому-то меченой Андреевским крестом денежки становилось всё больше и гуще, это нездоровое изобилие всё сильнее тяготило Карла, и, коль скоро так, он решил бороться с деньгами тотальными методами, дабы положить предел этому золотому потопу, поскольку денег в бургундской казне всё прибывало.

А то что же выходит? Они ведь все так или иначе рыцари, а не разбойники-социалисты вроде этих шервудских горлопанов. И не разбойники-монархисты, в конце концов, как король Франции. Они - рыцари, и потому деньги для них - тьфу. Ведь когда наконец все разборки промеж франками, бургундами, нормандцами, лотарингцами, немцами и итальянцами будут улажены (а случится это скоро-скоро-скоро под сиянием короны королевства Бургундского) и когда весь христианский мир наконец двинется против турок, против Константинополя, Иерусалима и Дамаска в победоносном Одиннадцатом походе, речь будет идти не о каких-то там деньгах. А наконец-то о настоящих деньгах! Ну а до времени рыцарям пристало рыцарское.

Так и получилось, что к исходу первого же дня празднеств по случаю бракосочетания Карла и Маргариты все псы города Брюгге отвалились по лугам и лесам переживать калорийный удар наедине с луной и своею тоской.

К вечеру же второго дня икалось всем воронам и воробьям Фландрии.

На третий день Брюгге покинули крысы, следуя прямой дорогой к своим гаммельнским братьям-аскетам с недельным запасом изысканного провианта, среди которого благоуханные шкурки копченых окороков держали за баланду.

Заломив бровь, Карл соловым взором обводил пирующих, гуляющих, гогочущих и орущих подданных. После Льежа герцог первый раз в жизни заподозрил, что ему, быть может, не посчастливится войти в историю великим воителем. Ну так хоть великим мотом, а?

Они стояли с Маргаритой на помосте в виде бьющего в небеса фонтана розовой воды, каковой фонтан извергался из дыры в спине кита, каковой кит длиной в сорок четыре фута, оскалив клыки и распластав плоские когтистые лапы, неспешно оползал по периметру рыночную площадь, подпоясанную канавой, каковая канава была облицована черным мрамором и изобиловала золотыми рыбами, каковые рыбы и вправду были золотыми.

Причем если в первые два дня канаву оберегали от посягательства легкомысленных халявщиков наемные ганзейские кнехты, ряженые тритонами и аргонавтами, то вскорости они должны были по знаку герцога убраться восвояси и о том многие если и не знали, то догадывались. Западло, впрочем, во всём этом конечно же было и его герцог ожидал не без энтузиазма.

Итак, на площади обжирались на пятидесяти столах нобили и клирики, купеческое сословие гуляло на примыкающих улицах, а все прочие - повсеместно.

Третий день Карл был полностью поглощен этим всецветным Вавилоном, который, подобно безобразно усложненному калейдоскопу, напрочь стер на хрусталике и райке разницу между синим и желтым, красным и черным, прозрачным как воздух и прозрачным как вода.