Лилия Руднева - Ведьмами рождаются

— Всем ведьмам, прежде чем умереть, обязательно нужно передать кому-то свою силу.

— Ну и что?

— А то, ты хоть раз задумывалась над тем, с какой стати бабка Серафима так много с тобой возилась, учила тебя?

— Поняла, — с притворной серьёзностью сказала Настя, — она хотела сделать из меня злую ведьму.

— Да она не случайно тебя выбрала! — взорвалась Митрофановна, — из-за глазищ твоих огромных, видно почувствовала в твоём взгляде какую-то скрытую силу! Я давно поняла, что у Серафимы на тебя есть виды, ещё когда ты маленькой была. Ох, сколько я слёз пролила, сколько свечек поставила, каким святым только не молилась! И отмолила! Вы ведь уже лет пятнадцать как не общались?

— Да, действительно, — согласилась Настя, — у меня всё как-то времени не хватало её навестить, да и она не сильно стремилась меня увидеть.

— Вот, это потому, что я свой двор святой водой окропила и в церкви каждую неделю за тебя свечку ставила.

Насте вдруг совсем разонравился этот разговор, в душе поселилась неясная пока тревога.

— Но раз бабка Серафима умерла, значит, она передала свою силу кому-то другому? — стараясь успокоиться, произнесла девушка.

— В том то и дело, что нет, — Вероника Митрофановна горестно покачала головой, — и из-за того, что силу свою ей передать было некому, умирала она страшно. Не приведи господь такие муки принять. Неделю не вставала, хрипела, задыхалась, высохла вся, один скелет остался. Под конец так жалобно просила себе смерти, так плакала, что, на что уж я её не любила, а помолилась, чтоб, значит, избавил её Господь от страшных мук. Хотя не думаю, что на том свете ей легче будет.

«Господи, — подумала Настя, — неужели мой сон был вещим, и я почувствовала, как плохо было бабе Серафиме?»

Мысль о том, что здесь замешаны потусторонние силы девушка решительно отбрасывала, она приписывала свой сон тем близким отношениям, которые когда-то существовали между ними.

— Скажи, бабушка, а в ночь её смерти у вас была гроза?

— Не гроза, а светопреставление какое-то. Казалось, сам нечистый поднялся из пекла, чтобы забрать её душу! — Вероника Митрофановна немного помолчала, поджав губы, а потом тихо произнесла, — я поняла, зачем ты приехала…

— Зачем? — почему-то испугалась Настя.

— Она ведь звала тебя той ночью. Звала так, что полдеревни слышало, и ты услышала. Её крики были такими жуткими, что пес Семёновны сорвался с цепи и от страха в лес убежал. А когда наутро приковылял домой, Семёновна глядит — а у него, сердешного, шерсть вся поседела! Значит, звала она тебя, звала — я всю ночь на коленях перед образами простояла, молилась, чтобы тебе ничего худого не сделалось, а часа в три ночи слышу, вроде затихла, и ливень вроде стих. А потом в наступившей тишине она как крикнет последний раз: «Настя!» — я такого крика отродясь не слышала, предсмертный крик это был! Тут я не выдержала, взяла в руки крест, бутылочку со святой водой и побежала к её дому. Подхожу к её избе, а там… — Вероника Митрофановна замолчала, справляясь с нахлынувшими воспоминаниями, — вокруг её дома ветер кольцом носится, а из круга этого рожи отвратительные выглядывают, орут, смеются, улюлюкают! И тут в доме что-то как взорвётся, аж земля содрогнулась, и из дымохода вырвался чёрный дым. Покрутился он над хатой Серафимы и с воем растворился в воздухе. Я так думаю — это душа её отлетала. Как добралась домой — не помню, заперла дверь на задвижку и до утра молилась. А когда петухи три раза пропели — думаю — надо сходить к Серафиме, посмотреть что там да как. Одна идти побоялась, собрала народ и уж тогда все вместе и отправились. Остановились возле дома, а зайти никто не решается, слышали ведь как Серафима голосила! Стояли, стояли и тут Ванька-тракторист не выдержал, сплюнул на землю и пошёл в дом. Через минуту выходит — лицо обалдевшее — и говорит: «Чего вы, бабки, пургу гоните и людей на рассвете подымаете! Нет там никого!» Тут уж все, кто был, двинулись в избу. Глядим — хата пустая, в доме всё чисто, постель застелена, как будто и не было ничего. Подумали мы и решили — в милицию не сообщать, оставить всё, как есть, а про Серафиму забыть, будто и не было её. На том и разошлись.

Закончив говорить, Вероника Митрофановна с чувством выполненного долга опустилась на стул. Настя молчала, переваривая услышанное. «Ничего себе история, — подумала она, — да если хотя бы половина из всего этого правда, то самое время готовить для себя оберег от злых сил!»

— Ты вот что, Настенька, — устало сказала Вероника Митрофановна, — поезжай домой, в город, нечего тебе здесь оставаться.