Вера Огнева - Кольца Джудекки

Некоторый дискомфорт в этом плане ему уже сейчас обеспечен. Жаль, тут у них все быстро зарастает. Г-н Алмазов уже не воет, не хватается за штаны. Ноги только подобрал. Надеется отлежаться и привести приказ в исполнение, когда они с Сергеем уснут? Не дождется.

Или мы не дождемся?

На всякий случай Илья переполз ближе к Сергею. Сидели теперь плечо в плечо. За их спинами тихонько шевелился Руслик.

- Попробуй развязать мне веревку зубами, - Сергей говорил шепотом, но дурное эхо подвала тут же донесло его намерение до Гаслана. Тот, оказывается, достаточно оклемался, чтобы повторить свою попытку.

Илья завалился за спину Углова и уже примеривался, как лучше ухватить зубом узел, когда его стряхнули. Не вежливо, конечно, но он простил и еще откатился, чтобы тут же вскочить на ноги и добавить г-ну Алмазову от себя. Жаль, в мягких чеботах хорошего пинка не отвесишь. Пришлось восполнять недостачу жесткости силой.

Пальцы на ногах заломило до воя. Илья охнул, но уже в следующую минуту был готов запинать паскудного соседа по камере насмерть. Не понадобилось. Г-н Углов приложил его по голове. Г-н Алмазов лужицей растекся по полу камеры. А г-н Углов еще поддал лежачего под дых.

- Пусть остынет, - двусмысленно прохрипел Сергей. У него под ногами валялась тоненькая жилка. С ней Алмазов и намеревался исполнить урок, заданный Колькой.

Больше пока никто не мешал. Илья, ободрав десна, ослабил таки узел Сергеевых пут.

Дальше тот действовал сам: хитро выгибая и протягивая суставы, вынул руки из веревочных тисков, размял, покряхтываая, затряс кистями.

- У, мать ее! Ничего не чувствую. Потерпи маленько, сейчас тебя развяжу.

Илья терпел, хоть терпеть уже было особенно нечего. Кисти онемели. Мука началась, когда веревка упала на пол. Слезы сами побежали из глаз. Он не Сергей! Он - бывший интеллигент, бывший врач, бывший каторжанин, ныне - государственный преступник седьмого круга Ада. И - такое! Чем там грозил родственник? Вот они кары…

- Тебе местный хмырь кто? - Сергей уже развязал Руслика, оттащил Гаслана в угол, а заодно спутал его всеми благоприобретенными веревочками.

- Больно - простонал Илья.

- Врешь, однако, - сволочь все же Углов, Руслику вон сам руки растирает. Ага, и мне бы так, еще: по головке погладить и сопли утереть.

Илья отозвался, как только боль стала терпимой:

- Родственник. Виделись в детстве. Редко. Взрослыми почти не встречались. Он года четыре до моего… исчез.

- Врезал?

- То-то и оно, что - нет. Исчез, испарился. В розыск объявляли. Перед этим умерла его мать. Сразу после похорон его как ветром сдуло. Говорили, будто он мешок с деньгами из-под бабульки вытянул. Лежала матушка на них, и никому невдомек. Он пошарил, нашел, а чтобы старушка не голосила, подушку ей на голову приспособил. Может, врут, а может, нет. Он на глазах у людей исчез, завернул за угол и пропал.

- Ты сам с очевидцем разговаривал или сплетни слушал? - напряженно спросил Углов.

- Сам. Его бывшая жена приехала на похороны. Я так понимаю, она явилась денег с него потрясти. Брательник отродясь нигде по долгу не работал, и заботой о детях себя не обременял. Нина отважилась явиться, напомнить, что алиментов никогда в глаза не видела.

- А он?

- На порог ее не пустил. Квартиру - на ключ, сам - в бега, в прямом смысле. Она его пыталась догнать. Говорит, почти нагнала, шага три не добежала, когда он за угол свернул. Она за ним, а там - никого.

- В подъезд заскочил, или в подвальное окошко.

- Она мне вот с такенными глазами рассказывала, божилась: ничего подобного за поворотом не было. Не куда было ему деваться.

- Какие делаем выводы?

- Вполне определенные: мы не умерли! Понимаешь? Мы не умерли! Мы живые! А значит, всегда останется возможность, не возможность, так хоть надежда, не знаю…

- Вернуться?

- Да!

Это надо было переварить, пережевать, осмыслить. Но с пониманием, с глубинным осознанием, вернее, вслед за ним, накатило: это их последние минуты. Братец наверху не дремлет, готовит ужасную, изощренную, невиданную казнь для трех бандитов. Посулил, оставить в живых, если Илья согласится сотрудничать? Если и согласится, - а он этого не сделает, - его используют, а потом казнят с еще большей жестокостью. Хуже - родственничек уже тем будет доволен, что сломал таки благополучного, правильного Илью. Ему желательно не просто убить, а предварительно вывалять в грязи, уничтожить все, что осталось человеческого внутри.

Как жаль! Как жаль-то! Вот бы оказаться на Земле, с людьми, которые никогда не были жителями города Дита, не потеряли имена, время и пространство; не потеряли представления о добре и зле.