Елена Волкова - Ведьма

— Бабушка, — заглянул он ей в глаза во время одной из воскресных прогулок по городу. — Почему тебя называют русской?

— Потому, что я русская, — ответила та. И по обыкновению спросила: — Тебе интересно?

Конечно, ему было интересно, и он узнал в адаптированном для детского восприятия изложении, что в 1917 г. семья морского офицера Григория Туманова проживала в Гельсингфорсе, как тогда его называли в России, и там застал их октябрьский переворот. В Гельсингфорсе было относительно спокойно, но Санкт-Петербург находился недалеко, а Финляндия тогда являлась частью России, и после мучительных сомнений и лихорадочных сборов Туманов отвез жену и двоих дечерей — Веру и Надежду — через пролив, в Стокгольм, и туда же перевел на банковский счет все состояние семьи, обещая переправить позже еще денег, как только удастся продать дом, пока, как он говорил, функционировала система. Вере тогда едва исполнилось десять лет, а Наденьке было еще меньше. Едва устроив их в Стокгольме, он вернулся в Гельсингфорс. На всю жизнь запомнила Вера Григорьевна безумные глаза матери, ее заплаканное лицо и крик: «Я тебя больше не увижу!» Отца она почему-то помнила смутно, и то — какие-то разорванные детали: черная шинель, золотые погоны, кортик, слова про долг и честь, а лица не могла вспомнить и знала его только по фотографиям. Больше они его не увидели.

Мать потом устроилась учительницей французского языка в частную школу и они не бедствовали. Через несколько лет они поняли, что отец не вернется, но мать отказывалась поверить в его гибель и так и не отпела его в церкви, хотя ждать и перестала. Наверное, в глубине своей измученной души она надеялась, что он вернется. Она прожила долгую жизнь, сумела дать образование дочерям, во время второй мировой войны они все трое участвовали в Сопротивлении, а потом наладилась мирная жизнь и обе ее дочери вышли замуж за шведов. Их браки были удачными и семейная жизнь — счастливой, но их мужья были простолюдинами, хорошими людьми, но без дворянского титула. А после рождения детей, получивших фамилии отцов, постепенно стала забываться фамилия Тумановых и трагическая история их переселения. За почти шестьдесят лет жизни в Швеции Вера Григорьевна утратила отчество, по-шведски говорила правильнее самих шведов, но от акцента не избавилась. Да она не особенно и стремилась от него избавиться.

— Всегда надо помнить свои корни, мой мальчик, — говорила она притихшему внуку. — Всегда надо помнить, кто ты и откуда и кто были твои предки. Я очень любила твоего деда и была с ним счастлива, но я всегда помнила, что я — русская дворянка. Ему не нравилось, когда я об этом вспоминала и я избегала говорить при нем на эту тему. Тем более, что для меня это тоже было болезненно — по иным причинам. Поэтому в Швеции у нас нет титула. Да и в России тоже нет…

После этого разговора была извлечена из недр шкафа картонная коробка со старыми, обтянутыми бархатом альбомами, и мальчик увидел пожелтевшие, но не утратившие четкости фотографии прадеда в парадном кителе русского морского офицера и прабабушки в белом платье с цветами в волосах — свадебный снимок, потом — семейный портрет с маленькой девочкой на руках у женщины, потом — с двумя девочками, а потом был большой скачок во времени, и уже подросшие девочки на фоне скандинавских пейзажей прижимали к себе кукол, катались на велосипедах…

Мальчик впитывал в себя получаемые впечатления и информацию, как губка. По выходным он тенькал на старом пианино под бабушкиным руководством; дома, закрываясь в своей комнате, пытался воспроизводить на детской ударной установке те ритмы, что слышал по радио и телевизору. Отец вздыхал:

— Она сошла с ума! Она забила ему голову всякой дребеденью! Надо запретить ему бывать у нее…

— Как запретишь? — вздыхала мать. — Он любит ее больше, чем нас. Да и учится он хорошо.

— Пока хорошо, а потом что будет? Он даже мультфильмов не смотрит!..

Ну, это уж было преувеличением! Мультфильмы мальчик смотрел, конечно, но кота Тома ему было жалко, а утенок Дональд раздражал. Отец купил ему велосипед — он быстро научился ездить и с удовольствием гонял в парке с другими детьми — а потом приходил домой и опять «лупил в свои барабаны», а по субботам «пытал» бабушкино пианино. Он хорошо закончил учебный год, а перед началом следующего напомнил родителям о своем желании учиться музыке, чем поверг их в изумление своей памятью и настойчивостью.

— Разве тебе недостаточно того, чему обучает тебя бабушка? Ведь она — учительница музыки.