Дмитрий Емец - Пегас, лев и кентавр

Трижды к ним приходил средних лет кособокий человечек в несвежем медицинском халате, которого Долбушин, как-то особенно иронично вытягивая губы, называл «доктор Уточкин» и «наше солнечное светило». Вроде шутил, но когда видел Уточкина, глаза его выцветали, а зрачок почти исчезал.

Человечек был очень вежлив и предупредителен. Трогал Полине голову в разных местах, иголочками колол ей уши, долго мял руку и остро заглядывал в глаза. И вздыхал. Непрерывно вздыхал. Порой, когда вздох получался особенно глубоким, нутряным, в комнате начинало крепко пахнуть винным магазином. После Уточкина у Полины всегда подолгу болела голова, но ночью она спала крепко, без сновидений, точно прыгала в черный колодец.

Андрей еще не натянул на куклу блузку, когда на площадке послышался неясный шум. Телохранитель вскочил и, схватившись за шнеппер, выскользнул в коридор. Через некоторое время Полина услышала, как щелкнул замок и раздались голоса.

Вскоре Андрей появился вновь. Уже без шнеппера, но с пакетом в руках.

– Тебе подарок от Белдо. Через водителя переслал. С какой бы это радости? Ты глазки дедушке не строила? – спросил он ехидно.

– Дай сюда! – Полина вырвала у него пакет и ушла в комнату Ани.

В пакете она обнаружила коробку из плотного картона, кокетливо убранную ленточками. Под ленточки была вложена записка. Она начиналась словами: «Дорогая юная леди!» – а дальше содержала такое количество цветочных комплиментов, что Полине показалось, будто ее заперли на ночь в парфюмерном магазине. Дочитать письмо до конца у Полины не хватило терпения. Она нашла, что буковок слишком много.

«Что это на него нашло?» – подумала она с недоумением. Знатный куровед был столь же мало похож на ловеласа, как пень на цветущую вишню.

Вскрыв кокетливо запакованную коробку маникюрными ножницами, Полина нашла внутри средних размеров камень, выпачканный глиной. Ничего себе подарочек!

Пытаясь понять, что бы это значило, Полина коснулась его пальцами, и внутри камня вспыхнул цветок. Маленький, но очень яркий.

Полина вскрикнула. В первую секунду у нее сильно закружилась голова, но головокружение скоро прошло. Она ощупывала внимательными пальцами грани камня, и цветок отзывался на всякое ее прикосновение. Забыв обо всем, она гладила камень пальцами, касалась его запястьями, ногтями, играла с цветком, как с котенком. Цветок сиял, переливался, погасал, снова вспыхивал.

Полина смотрела на него, и ей казалось, что ее теперешняя жизнь какая-то фальшивая, временная и что если она совершит усилие, то… Но тут снова начинала взрываться голова. Память Полины упиралась в косо улыбающееся, вежливое лицо фельдшера Уточкина, и она начинала ощущать запах дешевого вина.

– Что ты здесь делаешь в темноте? – внезапно услышала она голос Долбушина.

Полина вскинула голову и с недоумением уставилась на его длинное лицо, просунувшееся в желтую от света щель приоткрытой двери. Полина растерялась. Она была уверена, что Долбушина нет дома и возвратится он только вечером.

За окном стояли сумерки, видимо, это значило, что вечер уже наступил. Куда исчезла вторая половина дня и как она ее провела, Полина так и не поняла. Помнила только, что она не спала ни минуты, а все время гладила теплый камень.

– Кыш отсюда! – устало сказал Долбушин, так и не дождавшись ответа.

К комнате своей дочери Долбушин относился ревниво, и, хотя пускал туда Полину, она постоянно ощущала себя человеком, который ходит по музею имени Ани Долбушиной. И это при том, что во всей прочей квартире Полина могла хоть костры разводить, сваливая в кучу антикварную мебель и поливая ее керосином. Долбушин поморщился бы, но молча.

Собираясь выставить ее, Долбушин шагнул в комнату, однако зонт, с которым он был неразлучен, почему-то остался в коридоре. Считая, что он застрял в дверях, глава второго форта обернулся и нетерпеливо потянул. Ничего не изменилось. Сколько Долбушин ни дергал его, внести зонт в комнату не было никакой возможности.

В какой-то момент, когда Долбушин потянул зонт особенно сильно и сердито, Полине почудилось, будто ручка на мгновение обвила запястье, как живая. Долбушин глухо выругался и ослабил хватку. Подушечка большого пальца у него была разодрана. Глава второго форта отшвырнул зонт и, как пес, стал зализывать рану.

Полина вскочила с дивана. Камень, о котором она совсем забыла, соскользнул с колен и глухо ударился об пол. Долбушин дико уставился на него и опустил руку. Губы и подбородок у него были в крови, как у пообедавшего вурдалака.