Дмитрий Емец - Пегас, лев и кентавр

Рина пугливо прошмыгнула.

– Я не знала, что у ШНыра есть подвал!

– Это не у ШНыра есть подвал. Это у подвала есть ШНыр! – загадочно отозвался Афанасий.

Что он имел в виду, Рина сообразила через минуту. Все это время они безостановочно спускались. Лестница становилась уже. Теперь они шли, пригнувшись, один за другим. Рина мерзла. Сырость просачивалась в рукава. Площадок, где можно было отдохнуть, не встречалось: вылизанные временем ступени ввинчивались под землю спиралью.

Афанасий перемалывал кости Кузепычу, который из экономии отказался проводить сюда электричество, сделав ставку на коптящие факелы, магия которых от времени давала сбои.

Рина уже заметила, что ругать Кузепыча в школе было общей привычкой. Когда встречались двое знакомых, не знавшие, о чем поговорить, обычно возникало неловкое молчание. Можно поболтать о погоде, но слишком глупо, и после короткой паузы собеседники вспоминали о существовании Кузепыча.

Внезапно лестница закончилась, и Рина поняла, что они стоят в широком и высоком тоннеле. Под ногами она ощущала неровность массивных камней. В подвале относительно современного здания это было странно.

– А откуда здесь брусчатка?

– Понимаешь, если человек поменяет ушанку на кепку – это еще не означает, что перед тобой два разных человека, – весело перебил Афанасий.

– То есть ШНыр тут давно, он под землей, а двухэтажный блок наверху – кепка? – сообразила Рина.

Афанасий хмыкнул в темноте.

– Точно! Раз в сто лет «кепку» сносят и отстраивают что-нибудь посвежее, чтобы внимания особо не привлекать. Жить-то все-таки приятнее на солнышке, а не в подземелье… Кошмарно мы относимся к историческим памятникам, не правда ли?

– А тут? Внизу?

– Тут все остается как было.

– А подвалы большие? – спросила Рина.

За шиворот Афанасию сорвалась большая капля. Ему это не понравилось, и он поднял воротник куртки.

– Смотря с чем сравнивать. Как-то мы с Улом спускались четыре часа. На большее нас не хватило. Родион – тот однажды почти сутки спускался и тоже не выдержал – назад повернул. Говорит, кислорода почти не было – спички не горели, и холод жуткий… Ну вот мы и пришли!

Афанасий снова коснулся стены нерпью. В лицо Рине ударил свет – такой яркий, что она, успевшая привыкнуть к полумраку, вынуждена был зажмуриться.

Открыв глаза, она поняла, что стоит в пещере, вырубленной некогда в сплошной скале. Вдоль стены на десятки шагов тянулись деревянные манекены, на которых висели куртки. Их было множество – часто изрубленные, обгоревшие, простреленные из арбалетов. Почти у всех – цветы, но больше всего их у крайнего пустого манекена. Тут их целое море, и большинство свежие.

– Кому это столько? – удивилась Рина.

Афанасий кашлянул.

– Одному хорошему человеку. Не вернулся из нырка, – объяснил он, отворачиваясь.

– А почему без куртки?

Афанасий молча посмотрел на ту куртку, что была на Рине. Она почувствовала, что ей надо отрезать язык.

– Это зал памяти, – сказал Афанасий. – Первым курткам тут лет четыреста. Если манекен пустой, значит, судьба шныра неизвестна.

Рина пошла вдоль бесконечного ряда курток. Было заметно, что за ними кто-то регулярно ухаживал, хотя запах отсыревшей кожи все равно ощущался.

– А там что? – спросила она, останавливаясь перед низкой каменной дверью, утопленной в нише. Среди мелкой вязи виднелось изображение единорога.

Афанасий помедлил с ответом. Рина ощутила, что, приводя ее сюда, он совершенно забыл об этой двери.

– Туда не пройдешь! Может, только Кавалерия, и то я не уверен, – быстро пояснил он и в доказательство коснулся камня своей нерпью.

Рука прошла насквозь, сам же Афанасий остался с этой стороны. Дальше локтя, где заканчивалась нерпь, плита его не пустила.

– Почему? – спросила Рина.

– Здесь «хранилище несвоевременных закладок», – сказал Афанасий. – Это еще до кодекса было, когда тащили все закладки подряд. Не понимали, что опасно брать то, что тебе не по силам. Народ застревал в болоте через раз. До трех нырков доживал только один из десятка.

– Как это «несвоевременных»?

– Ну, опасных, от которых вреда может быть больше, чем пользы. Например, горящая ветка, которая испепелит любого человека, совершившего хотя бы один дурной поступок. Даже на уровне мысли. На нее даже смотреть нельзя.

– А что? Отличное оружие против ведьмарей, – заметила Рина.

– Думаешь? – хмыкнул Афанасий. – А ты не совершила хоть одного дурного поступка? И дурных мыслей у тебя не было? Так как же ты ее возьмешь?..