Дмитрий Емец - Пегас, лев и кентавр

Долбушин недоверчиво засмеялся.

– Даже если так, использовать ее нельзя.

– Почему же?

– Она слишком медленная. Единственной живой закладкой, которую видел лично я, был жук, который за неделю проползал не больше сантиметра.

– Тилль? – спросил Гай с пониманием.

– Да. Помните, он застрелил шныра, конь которого сломал крыло? Правда, тот жук полз и через скалы, и по воздуху, и под водой, но чудовищно медленно. Тилль быстро понял, что использовать его невозможно, и продал его мне. Что я с ним только не делал! Даже бросил в доменную печь. Жука вплавило в брусок, а он даже лап не опалил! Сомневаюсь, что он вообще догадывался о существовании печи. Просто полз себе и полз. Закончилось все тем, что я забыл его в своем сейфе. За месяц он прополз через четыре сантиметра стали и куда-то сгинул.

– Вы не думали: почему так происходит, Альберт? – спросил Гай.

– Думал.

– И..?

– Он другой, – хмуро ответил Долбушин.

Гай закрыл глаза и пальцами стал массировать веки.

– В этом все и дело. Ваш жук был… как трехмерная муха, которая бежит по плоской двухмерной картине. Вот она бежит эта муха, пробегает огонь, воду, атомный взрыв, солнце – и ничего не может ее остановить. Муха даже не замечает их, потому что мухи не интересуются картинами. В этом суть КОНТРЗАКЛАДКИ! Она не принадлежит ни одному миру.

– Я помню теорию, – отозвался Долбушин. – Тот, кто владеет контрзакладкой, может: а) незамеченным пройти в любое место нашего мира; б) взять и вынести любой предмет; в) если контрзакладка будет быстрой, во что я верю с трудом, так как этому нет доказательств, она позволит своему хозяину проникнуть в Зеленый Лабиринт к самой мощной из закладок, существующих в нашем мире. Пока она, как известно, расколота, но если когда-нибудь все три ее части…

Гай махнул рукой, прерывая его.

– Довольно! Ваш мозг, Альберт, напоминает мне разлинованный лист бумаги. Все ясно, все по полочкам. Скажите, вы когда-нибудь плакали?

– Это личная информация, – ответил Долбушин.

Когда Долбушин ушел, Гай прислушался к его удаляющимся шагам, а затем, подойдя к деревянной панели, дважды стукнул в нее. В кабинет Гая, переваливаясь, вдвинулся Тилль.

Добродушно улыбаясь, он обрушился на диван и издал облегченное «уф!»

– Ну наконец! Полчаса не курил! Чуть не удавился! – сказал он и полез в карман.

– Вы слышали наш разговор, Ингвар Бориславович? – спросил Гай, терпеливо дождавшись, пока на конце сигареты оживет огонек.

– Обычно прослушку мне приносят в распечатках. Но тут, согласен, случай особый, – отозвался Тилль.

– И что же из нашей беседы вам запомнилось?

Тилль приподнял тяжелые веки и быстро взглянул на Гая. Возникла секундная пауза. Тилль пробился в главы форта из рядовых «топорников», как иногда называли берсерков. Рядовой же топорник может сделать карьеру при единственном условии: если он будет выполнять все приказы, хранить верность и не болтать. И еще важное дополнение: читать желание начальства по глазам.

Тилль сделал три затяжки и только потом разлепил губы. Он никогда не спешил. Лучше чуть опоздать на свой автобус, чем сесть в чужой.

– Существование контрзакладки, – невозмутимо сказал он, отрывая от пухлых губ сигарету.

Гай подышал на шахматную ладью.

– У шныра, который ее нашел, всегда будет с ней устойчивая связь. Правда, помогает контрзакладка только в минуты смертельной опасности, поскольку девушка с ней не слилась, – заметил он.

– Шныру, которого я застрелил, контрзакладка не помогла, – сказал Тилль, улыбаясь с добродушием Дедушки Мороза, которому принесли голову его западного конкурента – Санта-Клауса.

– Она была очень медлительна. Эта, я надеюсь, поможет. Сложность в том, что смертельная опасность угрожает нам не каждую секунду. Особенно в доме у Альберта, где много богатых людей и у всех охрана, – сказал Гай огорченно.

Веки Тилля дрогнули, но подниматься не стали. «Дедушка Вий заснул», – говорил в таких случаях Белдо.

– Что-нибудь изобретем, – сонно пообещал он.

– Только не изобретайте пулю в голову или бомбу в машину, как всегда! – озабоченно предупредил Гай. – Мне нужна закладка, а труп девушки – плохая наживка! Опять же, Альберт не поймет. Вы почувствовали, Ингвар, что бедняге не к кому испытывать родительские чувства? Катался на лифте с родной дочерью, а она небось еще прикидывала, не маньяк ли залез с ней в кабину?

Тилль слушал и ронял пепел себе на живот. Сопящий, дружелюбный мясник Тилль.