Артур Баневич - Где нет княжон невинных

— Я так понимаю, что твой капалин был снабжен самодержкой?

Збрхл вздохнул.

— Тогда почему у бельницких курганов кордонеры его у тебя с головы сострелили?

— Потому что это последние хамы и невежи. Вообще все бельничане, а не только кордонеры. Не обижайся, Ленда, но как можно назвать кабатчика, который тебе в тарелку такую похлебку наливает, что ложку от тарелки не оторвешь, потому как ее грязь приклеила?

— Неряхой.

— Неряха ограничился бы тем, что налил похлебку в тарелку. Но если после того, как ты вежливо говоришь ему, что у тебя в шлеме волос меньше, чем у него в посуде, этот паршивец тебе супу в шлем налил? Как такого называть?

— Самоубийцей, — выручил девушку Дсбрен. — Я так понимаю, что полным хамом тот кабатчик не был и похлебку подал горячую? И она, вероятно, смазку смыла?

— Конечно. Но после боя с кордонерами я об этом вспомнил и как следует капалин смазал. Так что чудес не бывает. Из грифона он не вылетит.

После недолгого колебания Дебрен согласно кивнул.

— Ну, стало быть, грифона мы действительно можем выбросить из головы. То есть не мы, а Петунка. А еще точнее — ее дети.

— Э?

— Ты сам сказал: он подыхает и знает об этом. Это поганое сочетание. Ему терять нечего.

— Он умрет? — тихо спросила трактирщица. По выражению ее лица трудно было что-либо прочесть.

— Подохнет с голоду, — проворчал Дебрен, поглядывая на картину. — Шлем перекроет путь к кишкам, уродина будет чувствовать сытость, но при этом все больше слабеть. Хм-м-м. Удивительная смерть.

— Ну, значит, проблема закрылась сама собой, — заметила Ленда. — И не надо бросать монету, чтобы решить, принимать или не принимать ультиматум. Я не верила здоровому грифону, так что уж говорить о подыхающем. Он хочет нас выманить из дома и прикончить, это очевидно.

Дебрен не смотрел на нее. Он смотрел на картину.

— Ничего очевидного тут нет. — Петунка оперлась локтями о столешницу, спрятала лицо в ладонях. — Ничего.

Какое-то время стояла тишина. Было слышно, как капает вода — это таял снег, собравшийся в щелях баррикады.

— Не бойся, — неуверенно сказал Збрхл. — Здесь он нас не достанет. Если б мог, уже попытался бы. Слышала, что говорил Дебрен? Грифонам надо постоянно жрать, чтобы из сил не выбиться. Так что к рассвету он будет гораздо слабее. Может, даже не нападет, когда увидит, что нас не удалось обмануть. Кто знает. Может, он уже и сейчас не в состоянии летать?

— Так-то быстро дело не пойдет, — вздохнул Дебрен. — Но Петунку, пожалуй, не это беспокоит, правда?

Она покачала головой. В ее глазах стояли грусть и неуверенность.

— На картине, — сказала она тихо, — нет грифона.

— Что? — Збрхл повернулся, прошелся взглядом по полотну. — А ведь верно. И что с того? Может, твой Роволетто не знал, как выглядит бестия? Что видел, то и нарисовал, а чего не…

— Здесь не было никаких голых девиц, — трезво заметил Йежин. — Вообще никаких чужих женщин не было. Одна Петунка с нашим первенцем, еще ползунком, ну и теща.

— Так, может, — медленно проговорила Ленда, — на картине не девица изображена?

Трактирщица покраснела — едва заметно. И едва заметно улыбнулась. Без обиды.

— Как же так, не девица? — пожал плечами Йежин. — Ведь у нее ж лилия вместо…

— Не в мелочах дело, — быстро вставил Дебрен. — В картине важно…

— И не такая уж это мелочь, — поддержал Йежина Збрхл. — Точно лилия, да и цвет глаза колет. Рыжеватая какая-то. Наверное, не случайно художник ее здесь поместил.

— Без цветка или листика, — включилась в дискуссию Ленда, — ни один юрист не защитил бы его в случае чего. Не обижайся, Петунка, но я с тобой не согласна. Смелый художник не придумал бы такого раскидистого бутона. Перестраховщик был твой Роволик. И фантазер. Где он такие цветы видел? Красная лилия тоже мне.

— Роволетто, — поправил ее Йежин. — Роволик — это наш младшенький. А знаете… — Он наморщил лоб, заинтригованный неожиданной мыслью. — И верно, имена-то похоже звучат. Ну, Петунка их не путала, — проговорил он утешительным тоном. — Когда мэтр здесь остановился, Роволика еще на свете не было. Он позже родился. Хотя, надо признаться, не очень долго после этого. Около года. Или полугода. Или что-то посередке.

— Какое счастливое стечение обстоятельств, — усмехнулась Ленда.

Дебрен замер, ожидая чего-то неприятного. Но — о чудо! — улыбка оказалась скорее теплой, чем насмешливой. Понимающая, дружелюбная. Может, было в ней немного зависти — но ничего больше.