Влад Верещагин: Иной путь

На улице лил дождь. Первый настоящий дождь в этом году. Задержавшись под козырьком парадной, он вытащил из кармана мобил и не глядя набрал знакомый номер.

Ответили не сразу. Впрочем, шесть утра...

- Я слушаю, - раздалось наконец в трубке.

- Это я, - быстро выпалил Бекасов, при звуке недовольного голоса на миг растерявший все самообладание.

- Я заметил, - ядовито отозвался Дориан. - Что у тебя случилось, Велес, что ты решил позвонить мне в такую рань?

- Учитель, мне нужно срочно с вами встретиться и поговорить. Это очень серьезно и очень важно для меня.

- И настолько же срочно, как я понимаю? Хорошо, приезжай ко мне на Вяземский.

- Простите, учитель, я хотел бы встретиться на нейтральной территории.

Несколько секунд тот молчал - то ли придумывал, что сделать с учеником за такую наглость, то ли и в самом деле подбирал более подходящее место.

- Я надеюсь, это и в самом деле так срочно, важно, серьезно и обязательно на нейтральной территории. Приезжай в ресторан "Gradalis" на Каменный остров. Я буду там через час.

- Почему здесь? - только и спросил Коста, глядя мимо Теодора на идущий по Неве лед.

- Из моих точек эта - самая близкая к нашей цели, - пожал плечами немец. - Тебя не пугает перспектива замерзнуть?

- Я не мерзну, - так же лаконично отозвался крылатый. - Невидимость сделаешь?

- Разумеется.

- Расскажи мне про него. Про твоего воспитанника.

- Я бы не стал так его называть. У парня сложный характер и непростая судьба, но он обладает стальным стержнем и несгибаемой волей. Пока что я не выходил на прямой контакт, только несколько раз заглядывал в его сны. Он и без моих предложений и подсказок уже решил менять мир.

- Какими методами?

- Пока что - не самыми правильными. Но он скоро будет готов для контакта, а после него я уже вплотную займусь его воспитанием.

- Если он подойдет, - отметил Коста.

- Он подойдет, - с непоколебимой уверенностью бросил основатель Братства. - У тебя уже есть кандидатура?

- Было несколько. Не подошли. Одного пришлось убить.

Хмыкнув, немец умолк.

Они шли по пустынной, мокрой улице и, наверное, странно смотрелись бы рядом, если бы Коста был видим. Теодор - среднего роста, со своими резкими чертами лица и взглядом потомственного арийца, одетый в кожаный плащ покроя середины двадцатого века, и Коста - высокий и длинноволосый, обнаженный по пояс. Но одинокий пешеход в плаще внимания не привлекал.

- Ты получал какие-либо вести от Кейтаро-дону? - решился все же спросить крылатый.

- Нет. Я пытался связаться с ним по своим каналам, но он мне не ответил. Либо отошел от дел, что вряд ли, либо получил свободу...

- ...что еще менее вероятно.

- Либо считает ситуацию в Петербурге слишком малозначимой, чтобы уделить ей свое внимание.

- Думаю, это не так. Я что-то ощущаю. Нет, не его присутствие, но что-то неуловимо похожее. Возможно, он просто следит за нами, присматривается к происходящему.

- Делает свои загадочные выводы и продумывает, как можно сыграть нами поизящнее, - закончил Теодор.

- Именно. Я не исключаю даже того, что он сам найдет ученика. Не думаю, что разговор у озера остался для него тайной.

- Как и встреча в ноябре, когда я сказал, что нашел кандидатуру.

Перебрасываясь фразами и периодически договаривая друг за друга, они дошли до ограды парка.

- Придется подождать. Я не знаю, в котором часу у них начинаются занятия, решил на всякий случай прийти к самому началу.

Коста равнодушно пожал плечами, и спокойно опустился прямо на мокрую землю. Струи дождя стекали по его коже, по плечам, лицу, опущенным векам, длинные волосы частично прилипли к спине, частично - падали на грудь. Глядя на темные, тяжелые от воды пряди, Теодор решил все же задать давно мучавший его вопрос:

- Тебе волосы не мешают?

- Нет, - последовал краткий ответ.

- Кромки твоих перьев острее лезвия, - не отступал немец. - Как ты не обрезаешь ими себе волосы?

Коста открыл глаза, чуть качнулся вперед, выводя левое крыло перед собой. Подхватил с земли какую-то ветку, хлестнул по перу - веточка распалась на две части. Разрез был идеальным. А потом крылатый внезапно положил на кромку перьев ладонь и сильно, с нажимом провел.

Обычно невозмутимый, сейчас Теодор едва сдержал гневный возглас. Это в старинном кино герои-идиоты каждый раз, когда нужна кровь, режут себе ладонь, причем почему-то всегда правую. Как они после этого держат меч, режиссеры почему-то не задумываются. А тут этот крылатый... герой туда же.