Влад Верещагин - Иной путь

Однако в борьбе солнца с файлом побеждал все же файл, и Стас упорно не желал отрываться от монитора и идти на улицу. На то был целый ряд причин, и необходимость писать эссе стояла в этом ряду в самом конце.

Во-первых, не было никакого настроения радоваться жизни. Нет, юноша уже оправился от потери самого близкого человека, но праздновать весну, которой Вениамин Андреевич уже не увидит, не хотелось. Во-вторых, он был слишком обеспокоен неожиданным исчезновением Гранда - несмотря на постоянную занятость обоих, друзья довольно часто встречались и почти что каждый вечер переписывались в сети. Иногда юный испанец пропадал на пару-тройку недель, когда отец брал его с собой в зарубежные командировки, но он всегда предупреждал! А три дня назад просто не пришел на встречу, не позвонил, не написал, в интерсети после этого не появлялся, а все попытки дозвониться до него по мобилу безжалостно пресекались холодным голосом автоответчика. В-третьих, у Ордена были проблемы.

Три последних месяца ребята активно работали с детским домом номер три. Провели еще несколько акций по сбору средств, привели более-менее в порядок хотя бы спальни, сделав там минимальный ремонт и собственноручно изготовив простую, но добротную мебель, регулярно проводили инспекцию столовой, настояв на замене тетки Клавы тихой женщиной, которую привел Кирилл Бекасов. Будучи под пристальным наблюдением, завуч не осмеливалась воровать так нагло, как она делала это раньше, и большая часть поступающих в бюджет детдома средств стала уходить и в самом деле на нужды воспитанников. Также ребята расширили программу обучения, и сами стали вести подавляющее большинство предметов, организовали при детском доме несколько кружков, и подружились с большинством детей. Какое-то время все шло замечательно и безоблачно, но ведь за белой полосой закономерно следует черная...

Началось все с проверки из питерского отделения Министерства образования, которая неожиданно нагрянула в самый неподходящий момент. В тот день дополнительные уроки вели Алиса и Саша, парень с юридического факультета, присоединившийся к Ордену после второго концерта, а Женька Алфеев занимался с желающими обучиться фокусам. Парень ухитрился превратить простой кружок театрального мастерства в настоящее волшебство: он называл своих учеников маленькими волшебниками, учил их "тайнам магии", и в самом деле создавал у детей ощущение фантастической сказки. Кто бы мог подумать, что замкнутый и стеснительный юноша так легко найдет общий язык с не менее замкнутыми и запуганными детдомовцами? К сожалению, так же легко найти общий язык с проверяющими не удалось ни Женьке, ни самому Стасу, которого срочно вызвала перепуганная комиссией Министерства Алиса.

Для начала господа проверяющие обошли детский дом, осматривая условия содержания детей. Потом на час заперлись в кабинете директора - причем в отсутствие этого самого директора. Ветровский успел как раз к тому моменту, когда комиссия выходила из кабинета, и довольное выражение лица Анны Ивановны ему крайне не понравилось. Примерно так же, как самой Анне Ивановне не нравился Ветровский. А дальше началось форменное издевательство.

Стасу не дали даже рот раскрыть. В чем только не обвинили несчастную "инициативную группу"... Непрофессиональное преподавание, растрачивание драгоценного детского времени на всяческую ерунду, неправомерное вмешательство в рацион воспитанников, который должен точно соответствовать определенным стандартам, чрезмерные нагрузки, неподобающее для занятий время, и даже использование не рекомендованной краски при ремонте спален. Также были отдельно упомянуты: внешний вид самонадеянных преподавателей, их неподходящий для подобной деятельности возраст, отсутствие хотя бы какого-нибудь образования, непрофессиональный подход к работе с детьми... В общем, все то же самое еще раз, только другими словами, но записанное новыми пунктами. Под конец проверяющий и вовсе ударился в подозрительное теоретизирование, чего это ради взрослые юноши и девушки воспылали такой страстью к детям, откуда такой "противоестественный альтруизм" и так далее. Ветровский чем дальше, тем больше приближался цветом к своей белой рубашке, и отчетливо понимал: если он раскроет рот и посмеет сказать хоть слово о том, в каком состоянии был детский дом до появления здесь ребят из Ордена, то до кучи ему пришьют еще и клевету, вплоть до прямого обвинения с последующим судебным разбирательством.