Джуд Фишер - Дикая магия

Одна пара ног принадлежала хозяйке Камнепада. Бера Рольфсен стояла, кашляя и хрипя, рядом со своей старой матерью. Оттер не разбирала слов, но, кажется, женщины спорили. Медленно, с трудом Оттер поднялась на ноги.

— Мать, я не могу оставить тебя здесь!

Геста Рольфсен сидела в высоком резном кресле Арана Арансона, обхватив ладонями головы драконов на краях подлокотников, словно боялась, что дочь вытащит ее силой. Оно было великовато для старухи: ноги ее не доставали до пола и висели, как у ребенка, а на лице было написано детское упрямство.

— Я никуда не двинусь с этого кресла. Здесь мой дом; я слишком стара, чтобы покидать его.

— Кто говорит, что ты его покинешь? Разбойникам нет дела до тебя и других старух.

— А зачем мне жить, когда мой дом сгорел, мою дочь увезут, а я останусь одна — дряхлая, беспомощная, негодная даже в невольницы?

Бера застонала от бессилия и отчаяния.

— Но тогда ты погибнешь в огне!

В ответ старуха скрестила руки на груди и уставилась на что-то позади Беры — она заметила там силуэт Оттер Гарсен. Радостная беззубая улыбка озарила лицо Гесты.

— Оттер, моя дорогая Оттер. Ты вернулась, чтобы умереть со мной?

— Нет! — закашлялась Оттер. — Я вернулась, чтобы забрать вас. Катла сидит на крыше и пытается в одиночку погасить пламя!

— Боюсь, что слишком поздно, — печально сказала Геста. Она протянула руку и ласково сжала плечо дочери. — Спасай свою жизнь, девочка моя, и, если возможно, спаси Катлу. Даже если вас заберут эти разбойники, все-таки вы останетесь живы. Я слишком стара, чтобы бороться за жизнь, но вам еще жить и жить. Если вы не уцелеете, кто отомстит за меня?

Бера поняла, что спорить с матерью бессмысленно. Она в последний раз обняла Гесту, потом взяла Оттер за руку и повела ее сквозь дым к двери.

Но путь к выходу был закрыт: несколько бревен с потолка упали, перегородив дорогу. По обуглившемуся дереву то и дело пробегали языки пламени; пройти было невозможно. Взглянув вверх, сквозь дыры в кровле, они увидели ночное звездное небо. «Наверное, это последнее, что я вижу в своей жизни, — подумала Бера. — Звезда Мореплавателя — она сейчас светит моему мужу во льдах Севера».

При других обстоятельствах эта мысль вызвала бы светлую грусть. Но сейчас она привела Беру в бешенство. Она была в ярости, потому что Аран обрек ее на эту страшную участь: он забрал всех мужчин, оставил Камнепад беззащитным.

— Будь ты проклят, Аран Арансон! — прокричала она в ночное небо. — Будь проклят ты и твое плавание!

В дыре крыши появилась голова — всклокоченные волосы, закопченное лицо, блестящие глаза, словно любопытный чертенок заглядывал внутрь дома. Это была Катла.

— Мама, Оттер, сюда!

Сверху упала веревка из тюленьей кожи. Через равные промежутки на ней были завязаны петли. Бера рассмеялась.

— Наверх, Оттер!

С одной здоровой рукой Оттер было трудно взбираться по веревочной лестнице, но погибать в дыму и пламени она не хотела. Она лихорадочно цеплялась за петли то искалеченной рукой, согнув ее крюком, то здоровой. Вскоре она исчезла в проломе, и за веревку взялась Бера.

Стояла восхитительная погода. Солнце щедро рассыпало по морю золотые лучи, воздух был свеж, крепкий ветер наполнял парус и на хорошей скорости гнал судно вперед. Когда они проплывали в тени гигантского утеса, называемого Долговязым, Эрно Хамсон смотрел на его бело-розовый пик, сверкавший на солнце — кристаллическая порода мерцала тысячью искр, — и вспоминал, как Катла Арансон призналась ему, что мечтает вскарабкаться на вершину этой величественной трехсотфутовой скалы.

— Но как ты оттуда спустишься, если даже заберешься? — спросил он тогда, потрясенный ее словами. Сам он не любил высоты и не собирался лезть на утес, одиноко возвышающийся над морем, несмотря на всю свою любовь к Катле.

Она расхохоталась, закинув голову.

— Что-нибудь придумаю! — задорно ответила она. Это было ее обычное отношение к любым возникающим проблемам.

Сейчас он представлял, как она сидит там, наверху, болтая ногами над бездной, и смотрит на чаек из-под полуопущенных ресниц; взгляд ее полон блаженства, как у кошки, стащившей вкусненькое и сожравшей добычу где-нибудь на солнышке.

Эрно не терпелось увидеть ее.

Они вошли в бухту Камнепада за час до полудня, немного позже, чем рассчитывала Мэм. Ветер с утра капризничал, и приходилось часто менять галс. Гавань была пуста. Не стоял на якоре «Птичий дар», старый корабль Арана Арансона, не видно было лодок, обычно во множестве причаленных у мола. Эрно подумал, что, быть может, они вышли на промысел в море, ведь зима необычайно теплая. Он принялся внимательно осматривать остров. Над домом на холме поднимались зловещие клубы черного дыма, и ветер уносил их в сторону. Эрно прищурил глаза. Что-то здесь не так. В доме всегда горел очаг — для тепла и приготовления пищи, но густой черный дым говорил о том, что случилось нечто страшное. По телу Эрно пробежала дрожь. Никто не вышел к гавани, чтобы встретить корабль, и он чувствовал, как напряглись мускулы, а сердце сжалось в груди.