— Вы… — дрогнули губы Оливарна, прошептав тихо. Лицо его вдруг стало каменным, а глаза неподвижные и неживые.
— Я должен был это сделать… — теперь и старый маг выглядел, словно бы им управляли — и он сопротивлялся, но не мог остановить себя. Внезапно в другой его руке блеснула сталь, он взмахнул ею — из перерезанного горла Оливарна хлынула кровь.
Оливарн пошатнулся, избавившись от неподвижности, схватившись одной рукой за горло, стараясь удержать кровь, диким ненавидящим взглядом пронзая старого мага.
— Вы… убили меня… до того, как произнесли заклятие смерти… — он упал на землю, неловко оттолкнув сверток, чтобы не придавить и выронил посох, который слегка засиял, осветив ложбину — и вдруг стал черным, как уголь. Любка упала рядом, залитая кровью, лицом к Оливарну. И почувствовала, как слабеющая его рука потянулась к ее лицу. — Боже, помоги…
Договорить он не успел, из небесно-голубых глаз его, которые словно бы еще светились, устремленных в небо, ушла жизнь.
Старый маг повернул ученика, закрыл неподвижно застывшие глаза, склонился над ним, присев на колени. И почти сразу в его собственных, словно проснувшихся глазах отразился ужас — старик затрясся всем телом, словно пытаясь откуда-то выбраться, чему-то сопротивляясь.
Наконец, он успокоился, подчинившись, погружаясь в какое-то равнодушное состояние. И только губы его продолжали беззвучно шевелиться, не издавая ни звука. Но Любка понимала. «Отпустите меня! Нет! — он проиграл, старик был заперт внутри. — Хорошо, я сделаю…»
Любка узнала ту силу, которая гнула ее пальцы и делала тело чужим…
Он подобрал посох, дотронулся до тела Оливарна. Тело сразу начало гореть, осыпаясь пеплом. Потом аккуратно уложил посох юноши в приготовленную с помощью магии яму, словно бы не заметив, что из посоха вырвался огненный столб пламени, устремившись в небо и рассеявшись в пространстве серебристым светом, который распространялся словно по цепной реакции, на минуту другую осветив селение под угорами и снова стал деревянным, туда же ссыпал собранный пепел и прикрыл камнями, засыпая землей.
Точные его движения не вязались с отсутствующим взглядом, как будто внутри его сидел человек, натянувший на себя дряхлое стариковское тело. Тот, кто им управлял, не имел в себе сомнений, давая старику силы. И только когда дело было сделано, старый маг на мгновение ожил и сразу упал на колени, сползая по своему посоху, который держал в руках.
— Потерпи… Я не могу нарушить клятву, данную Совету… Через час я стану свободным, и ты скажешь мне все, что хотел… — снова беззвучно прошептал он, из глаз его выкатились скупые слезы. — Ты был моим лучшим учеником и превзошел меня… Я прошу у тебя только час, Учитель!
Потом он поднял Любку, заглянув ей в лицо.
— Я тоже верю, что ты выживешь… Боги, Боги защищают тебя! Ты прошла через Ад, и ты достанешь Рай… И ты спасешь свою мать, которую я убью, положив камень…
— Понятно… — голос скрывал боль, но Любка ее чувствовала так же, как свою. И все же в том голосе она прозвучала необъяснимая радость.
— Уйди! Изыйди! — приказала Любка, окрепнув.
— Не могу! Мы с тобой думаем одной головой! Ты оказалась крепче, чем они о тебе думают, — похвалил ее скрытый за границами бытия и небытия.
— И что же вы там думаете? — Любка уже догадалась, кто и как пробивает ее.
— Мы уверены, что спасения нет. Мы уходим, как безмолвные тени. И если ты не вернешься, мой мир погибнет. Наш мир!
— Мой мир здесь, — твердо произнесла Любка, не оставляя надежды собеседнику.
— Ты вправе ненавидеть, и я. За смерть брата. Но мало ли в том мире найдется людей, которых ты захотела бы спасти? Та женщина… ты любишь ее, боль достала меня… А мы чувствуем ее каждый день, когда теряем близких… Помоги! Найди посох! Он сделал его сам, я знаю его секрет! Он верил, что когда-нибудь придет время вернуться!
И вдруг Любка нащупала дыру. Вот она! Черная воронка, зависшая где-то над ее лбом, изогнутая, она была в ее собственном подпространстве.
Волшебное слово и голос замолчал. Сумеречное ее состояние постепенно пришло в норму.
— Не добьетесь вы ничего! — зло бросила Любка, вставая и доставая из шкафа дорожную сумку.
Любка отложила письмо, которое нашла в документах матери. «Надо попытаться взять себя в руки! — приказала она себе, вспомнив, что в доме не осталось ни грамма крупы. Закончились не только продукты, но и туалетная бумага. Жизнь продолжалась. Пять лет прошли не зря, она все же вытащила себя. Если носитель матричной памяти смог до нее достучаться, значит, червь отступил.
Читать дальше