Анастасия Вихарева - Повернуть судьбу вспять

Если повернется, загадала Любка, дам ему адрес, а напишет, отвечу…

Игорь не обернулся. Наверное, обиделся. Бросил чемодан и сразу ушел в купе проводницы, которая пригласила его по пути. Даже не помог сойти и не попрощался. Ну, правильно, зачем ему, красивому и уверенному, девчонка, которая только что отказала?! Она ничего о нем не узнала, весь день они говорили о ней. Даже фамилию не спросила…

И зачем она ему столько рассказывала о себе?!

«Люба, здравствуй. Если читаешь письмо, значит, меня уже нет. Я оставлю его в комоде, в документах… У меня все хорошо, лучше, чем у других. Пенсию платят. Нынче всем не сладко, мужики мрут как мухи, кто спился совсем, кто повесился. Работы нет, денег нет, все развалилось. Дом быта закрыли. Пекарни не стало, хлеб дома пекут, так дешевле. И детский сад с яслями не работает, почту теперь носят два раза в неделю. Газет нынче не выписывают, письма ходят редко. От трех комплексов осталась одна ферма, но и та сгорела. Наверное, восстанавливать уже не будут. Платят по пятьсот рублей, а пособие по безработице три с половиной. Меня парализовало, но хожу помаленьку, Николка помогает…»

Любка всхлипнула. Да где же помогает?! Ни муки, ни сахара дома, ни грамма крупы… Сколько раз звала ее к себе, уговаривала, вдвоем не пропадут, а она ухватилась за два аршина могильной земли, и ни в какую. Страшная картина пустых полок и нетопленого дома все еще стояла у Любки перед глазами. И село, пережившее и крепостничество, и революцию, и великую отечественную, с брошенными домами, которое стало вполовину меньше. Не смогло пережить перестройку.

Мать не писала, не просила, не жаловалась, не позвонила…

Поссорились два года назад. Решила, все, хватит с нее. Стоило ступить на порог дома, как ее разворачивали и выставляли за дверь. С оскорблениями и руганью, с нержавеющими упреками. То она курит, то в шортах прошла по селу, то вот, квартиру в городе купила, вместо того, чтобы дом в селе построить…

А на что ей, экономисту с высшим образованием, дом в селе? Коровам хвосты крутить?

А то вдруг прямо с порога: ты почему работу бросила?! Держать тебя не стали?! Мы так и знали, что все этим закончится, не будем помогать, не жди помощи! Не надо нам тебя, живи, как знаешь!

С чего решили, что просить приехала? Просто объяснила, что за болезнь решила вплотную взяться и денег пока посылать не будет. Работала она теперь на дому, перебивалась случайными заработками и шабашками.

Ну и не удержалась, высказала накипевшее годами, развернулась и ушла…

«Люба, если можешь, прости меня. Я так только могу сказать, а увижу, будто пьяная становлюсь. И одумаюсь, а тебя уже нет. Но ты и без моей помощи большим человеком стала. Здесь тебя многие помнят. Люди меня о тебе спрашивают, и все время напоминают: вот ведь кому-то с неба валится, а у хороших людей не получается. Но ты и на них не обижайся, это они от зависти. И выучилась, и квартиру купила. За ерунду твою я тебя не осуждаю, но людям не рассказывай, они не поймут…»

Любка уткнулась в подушку и завыла. Простит ли она себе когда-нибудь, что не было ее рядом?! Судьба в очередной посмеялась над нею, обратив еще один дар в тяжелое бремя. Дар целительства открылся, когда мать умерла. Может быть, как ответная реакция.

Остался один Николка. Слава Богу, за нею тянулся, возможность переехать в город у него всегда была. Он не потерял, как другие, надежду встать на ноги, занимался лесом, вывозил и строил дома и бани. Жил не богато, но не бедствовал. Сразу после смерти матери переехал в райцентр и забрал с собой лесопилку. Работать в селе стало практически некому. Жаловался: у мужиков одно на уме, где достать денатурат. После денатурата через неделю человека не узнать, черными становится, а его везут и везут вместо хлеба.

Не стало Сережи, Мишки, Ромки — всех, кого не смогла забрать Афганская и Чеченская война.

Пять лет в институте были последними безоблачными годами. А потом началось такое, что иногда становилось страшно жить. Страна вдруг распалась, потеряв половину своих территорий и населения. Умирали не только села и деревни, умирал один город за другим. Города всегда подпитывались селами и деревнями. Сельская молодежь доказывала свое право на существования, вгрызаясь в город зубами. Не стало молодежи на деревне, прекратился прирост населения. Не так заметно, но по миллиону в год — целый город, такой как Пермь. Ограбленный, униженный и раздавленный народ уходил тихо и незаметно, точно так, как предсказывали волшебники. Будто кто-то огромный накрыл собой и пил кровь, высасывая силы, не останавливаясь, а голова была в Москве. Закрывались фабрики и заводы, разворовывалось и вывозилось за границу имущество, люди потеряли все, что копили годами, из всех щелей повылазила проституция, коррупция, преступность, образование и медицина стали платными.